В 1999 году, после почти месячных неудач найти работу в Ницце, где к тому времени свирепствовала, как и во всех французских городах, жесточайшая безработица, я двинулся автостопом в Прованс – сельскохозяйственный регион на юге страны - и оказался на его крупнейшем оптовом сельскохозяйственном рынке в городке Шаторенар, это километров десять к югу от Авиньона.
Вечером переночевал на плоской вершине маленькой горы с полуразрушенным замком, возвышающейся над городом. Там было удобное место для дикого кемпинга – лесопарк, питьевая колонка и даже спортплошадка с перекладиной и брусьями. В полпятого утра встал по будильнику, чтобы к пяти выдвинуться с рюкзаком в поисках работы на «рынок национального значения» Шаторенар (Chateaurenard), существующий с 60-х годов XIX века.
Расцвет сельского хозяйства французского Прованса начался в середине XIX века, с созданием во Франции железнодорожной сети, в результате чего крестьяне этого региона переключились с выращивания пшеницы на более прибыльное дело – снабжение севера Франции ранними овощами и фруктами. Были проведены масштабные работы по созданию оросительной системы в этом засушливом летом регионе. Прованс стал процветать, а его крестьяне стали зажиточными.
В 1999 году рынок Шаторенара выглядел так. Огромная масса грузовиков и грузовичков поставщиков фруктов и овощей, большинство из который специализировалось на выращивании чего-то одного, встречались с лавиной машин перекупщиков, которые должны загрузиться широким ассортиментом, чтобы этим же утром развезти всё по магазинам-клиентам. И начинался торг. Отдельно стояли большегрузные рефрижераторы, загружающиеся от многих поставщиков для отправки на Париж, Германию, или ещё куда. В утреннем полумраке крутились группки арабской молодёжи – подработать на погрузке и разгрузке. Полным ходом работала весовая – договорившись продать оптом свой груз, поставщик взвешивал свой грузовик до и после поставки. Молодая пара из Великобритании, тоже ночевавшая рядом со мной на вершине горы с той же целью, встала перед въездом на весовую с табличкой: «Travail» (работа), как с автостопом, минут через пятнадцать с ними уже говорили хозяева и их увезли на работу.
Увидев всё это, я понял, что нашёл, что искал – работа для «сельскохозяйственных сезонников» тут была, пусть и на короткие сроки. Хотя кризис в сельском хозяйстве уже тогда имел место.
И вот я снова приехал в поисках сезонной работы в Шаторенар, 18 лет спустя. Но как изменилась за это время Франция!
В 60-х и 70-х годах автостоп был окружён в Европе среди молодёжи романтическим ореолом. Окружён легендами массовый «Автостоп Париж – Катманду», когда десятилетие множество французских хиппи через совсем тогда ещё дикие Турцию, Иран, Афганистан, Пакистан и Индию добирались до Непала. Массы молодых французов не забирались так далеко и миллионами «голосовали» на внутренних дорогах своей страны с табличками, а водители считали своей обязанностью их подвезти. Постепенно мода на автостоп начала уходить и сегодня в Европе он скорее мёртв, чем жив, хотя в конце 90-х путешествовать им было ещё можно.
Зато появилась мода на собак, которых стали прогуливать по лесопарку горы в Шаторенаре. Многие французы теперь стали татуироваться. Появилось множество смешанных пар, особенно заметны негритянские черты у многих французских детей-метисов. Эмигрантская молодёжь больше не крутится в утреннюю рань на рынке в поисках мелкой халтуры, которой нет, а наращивают стероидные мускулы на спортплощадке. А чем им ещё заниматься?
Но особенно удивительно, как захирел этот оптовый рынок: количество автомашин на нём уменьшилось в 5-10 раз, не говоря о том, что и они стали меньшей грузоподъёмности. Меня поразил этот упадок – перед глазами всё ещё стоял былой размах. Настроение у крестьян столь же упаднические.
Сегодня большая часть полей, садов и огородов Прованса заброшены, что хорошо заметно, когда проезжаешь по этому краю на автобусе. Мало кто в состоянии сегодня набирать сезонных рабочих, не на что. Хотя мне повезло – в конце концов, я полностью франкоязычный и во Франции я у себя дома. За ещё существующими садами и огородами уход плохой – нет денег их содержать в порядке. Оросительные каналы, которые поддерживаются за счёт денег, собираемых в складчину с крестьян, обслуживаются тоже плохо – собирать деньги теперь не с кого, соответственно и качество ремонта каналов.
Этот канал от гор Альпиль был построен ещё в 19 веке
Чем объяснить этот крах?
Во-первых, конкуренция с другими странами ЕС, причём, подчёркиваю, конкуренция криминальная. Если на сборе винограда во Франции большинство работников официально задекларированы и платят им строго по закону, или почти – 60 евро за семичасовый рабочий день, то в Испании почти в открытую набирают пересекающих Средиземное море мигрантов или румынских цыган, и платят им 30 евро – но за 12 часов работы. Зачастую дешёвое испанское вино, прошедшее через руки множества посредников, привозят во Францию и тайком перепродают под видом французского, в том числе в Россию. Тут уместно вспомнить поговорку: «один с сошкой и семеро с ложкой».
Та же ситуация и со свежими фруктами и овощами.
Кроме того, по закону во Франции опрыскивание должно проводиться в стиле «био», а в Испании нет – но испанская продукция свободно продаётся в стране.
Во-вторых, косвенная конкуренция. Все мы помним:
Ешь ананасы,
Рябчиков жуй,
День твой последний
Приходит, буржуй.
Четверостишие Маяковского безнадёжно устарело: ананасы, по-дешёвке поставляемые из стран тропического пояса с ничтожной стоимостью рабочей силы, сегодня во Франции охотно едят в силу их дешевизны не столько буржуи, сколько те, кому покупка местной черешни не по карману.
В-третьих, конкуренция с «пищевыми таблетками». Поставка традиционной крестьянской еды - натурального молока, свежих овощей и фруктов невыгодна пищевым корпорациям. Куда проще продавать прекрасно хранящиеся «мюэзли», булочки, печенье, консервированные соки и кофе – именно так выглядит сегодня пресловутый «завтрак» в гостиницах и кафе. Свежие помидоры, персики или черешня в сезон там отсутствует напрочь.
Как мне сказал один крестьянин, производитель черешни:
- Европа мертва. Выращивать черешню по таким ценам невозможно. В этом году я выхожу на пенсию, и сворачиваю дело.
Как французские власти планируют организовать «возрождение французского села»? Массовой сдачей в аренду пустующих земель Прованса китайцам и, особенно, лаосцам. В Шаторенаре появилось множество азиатских лиц, хотя по 1999 году я не припомню ни одного.
Сегодня оросительные системы в полном упадке
Промышленности во Франции фактически нет уже давно. Сельское хозяйство при смерти. Гипертрофированная сфера обслуживания с ресторанами и кафе балансирует на грани рентабельности. Но банковская сфера и международные корпорации налоги платят, пусть и всё хуже и хуже, и деньги у государства ещё есть. Поэтому поощряется праздность среди молодёжи, ей настойчиво внушают или учиться чему-то лет до тридцати, или путешествовать, или поработать бесплатно «волонтёрами». Государство даже готово всё это слегка финансировать: «а зачем вам, молодым, работать?»
Во Франции сгнило всё, пусть это и не замечают полностью оторванные от реальной жизни страны праздношатающиеся российские туристы, бродящие по Провансу с глазами зомби. Все французы понимают, что бредовая химера создания Общего рынка закончилась плохо. Но если тронуть хоть один элемент этой системы – посыпется всё, и её не трогают.
И ничего удивительного, что всякая крупная демонстрация в Париже заканчивается погромами и беспорядками. Франция, как и вся Европа, кончит очень плохо, и это здесь знают все. И крах начнётся не ко второму пришествию Христа, а в самое ближайшее время.
Александр Сивов
Конец "Прекрасной Франции"-2
В этом году я поселился в Париже не в самом городе, а в его ближнем пригороде Малакоф (Malakoff). Название имеет русские корни, от Малахова кургана. По случаю своей важной победы в сражении в Крымской войне - взятию в 1865 году этого ключевого объекта в обороне Севастополя, что предопределило последующее занятие войсками коалиции Севастополя - французы начали строить по всей стране так называемые «башни Малакофф». По имени одной из них, ныне уже давно снесённой, и получил название этот город.
Здесь жить дешевле, шума мало, а до исторического центра можно было легко и быстро добраться на метро. Оказалось, что я поселился в так называемом «красном поясе Парижа», о котором много в своё время писали советские СМИ. Компартия Франции уже не та, как во времена своего легендарного генерального секретаря Мориса Тореза (на фото вверху - его могила на кладбище Пер-Лашез), тем не менее кое-где сохраняет свое влияние. Город до сих пор управляется компартией, и это хорошо заметно: даже местный стадион носит имя Ленина. Небольшой офис горкома с вывеской открыт три раза в неделю с 10 по 12-30 утра по «базарным дням» (среда, пятница и воскресенье) довольно большого продовольственного рынка, расположенного буквально в нескольких метрах от него. Впрочем, здесь скорее принимают посетителей, совещания и принятия действительно важных решений осуществляются в здании мэрии, находящейся под контролем коммунистов.
Промышленного производства, как и пролетариата в классическом значении этого слова, здесь нет уже давно. Социальная база компартии скорее, как это принято называть, мелкая буржуазия, например, рыночные торговцы. Город хорошо управляется в административном отношении – стадион, театр, различные секции для досуга. Чисто, убирается мусор.
Я ждал прихода «секретаря секции Малакофф», по-нашему первого секретаря горкома, товарища Доминика Кардот (Dominique Cardot), он же – второй заместитель мэра. Тем временем дежурная, товарищ Колет, пенсионерка и активистка компартии, рассказывает:
Раньше компартия безраздельно правила в городе. Сегодня, хотя мы завоевали более 50% голосов, и ключевые посты в мэрии у нас, мы приняли решение действовать в союзе с другими левыми партиями. В первую речь идёт о партии «Непокоренная Франция» (лидер - Жан-Люк Меланшон), а также социалистов и «зелёных».
Как и везде, здесь много мигрантов, по большей части, это уже третье их поколение. Некоторые проблемы с ними есть, но они не очень остры, так как приезжие равномерно распределены по всему городу. В некоторых других населённых пунктах они проживают компактно и там проблем больше. У нас скорее проблема с доступным жильём, за последние десять лет спекулянты взвинтили цены на его аренду, за двухкомнатную квартиру надо платить им 700 евро в месяц. За «социальное жильё» платят только 400.
Подошёл товарищ Доминик, и после рассказа ситуации во французской компартии, ответил на мой вопрос по Донбассу:
Мы остаёмся важной политической силой, и наше влияние больше, чем формальная цифра проголосовавших за нас на выборах. Надо понимать, что у правых – речь идёт не о той или иной конкретной партии или политическом институте, а о классе – в руках все СМИ, всё финансирование, все рычаги реальной власти.
Ни в руководстве Французской коммунистической партии, ни на страницах её партийного органа газеты Юманите нет единого мнения по ситуации на Донбассе. Более того, высказываемые мнения иногда диаметрально противоположны. Здесь, во Франции, мы плохо понимаем, что там в действительности происходит.
Я продолжил разговор уже с мэром города Малакофф товарищ Жаклин Бельом (Jacqueline Belhomme). Она тоже член компартии.
О Путине. Ничего хорошего о нём сказать нельзя. В его руках вся власть, он хочет подмять всё под себя. Поддерживает различные военные конфликты. Он у меня вызывает обеспокоенность.
О внешней политике нашего нового президента Эмманюэля Макрона. Окончательные выводы делать ещё рано, но первые его шаги настораживают. Так, он хочет, чтобы Франция расширила продажу своего оружия в различные страны мира. Усилить вмешательство во внутренние дела африканских стран, минуя ООН. По сути, его внешняя политика идёт в русле продолжения таковой его предшественников – Саркози и Олланда.
Между тем, обстановка в стране накалена добела, что, впрочем, незаметно приезжающим во Францию праздным российским туристам. Вслед за промышленностью рухнуло французское сельское хозяйство, чему я лично свидетель, так как работал этим летом во французском Провансе в этой отрасли. Цифры инфляции фальсифицированы. Цифры якобы нулевого экономического роста тоже – идёт фактически падение, причем уже много лет подряд. Половина страны без работы – цифра безработицы тоже препарирована. Границы ЕС со стороны Испании и Италии за последние годы фактически рухнули, причем мигранты из всё более и более экзотических стран прибывают туда по большей части не как нелегалы, морем, а по липовым «трудовым контрактам» за взятку (2-3 тысячи евро). Но ведущие СМИ об этом молчат. Оттуда разбредаются по всей Европе, реальное их число никому неизвестно. Ничего удивительного, что все крупные акции протеста в Париже заканчиваются побоищами, но Евроньюс показывает их в очень «лакированном» виде.
Вполне характерный рассказ случайного знакомого из Малакофф, имени своего он мне не называл, показывающий градус напряжённости, который царит во французском обществе:
Я авторемонтник, вся моя жизнь связана с машинами. В своё время меня задержала полиция за нарушения и лишила прав. Но я из принципа продолжал ездить. Меня продолжали задерживать, и, в конечном итоге, в 2012 году посадили, как злостного нарушителя, в тюрьму, на шесть месяцев. Я вышел, и ночью сжег прямо перед полицейским участком, в два захода, две полицейские машины. Несмотря на их камеры слежения, я следов там не оставил. Но полиция знала, что это моих рук дело. И только после этого она перестала ко мне цепляться, и я продолжаю ездить без прав. Вот такая наша Франция – страна дерьма.
Александр Сивов