Так познают мир дети. Пока их память не может удержать все, что они видят, они запоминают только то, что повторяется. Оттого позднее во взрослом возрасте у человека складывается впечатление, что запомнившийся ему эпизод всего лишь краткий момент его жизни, но на самом деле он многократно повторявшийся и потому запомнившийся. Привычное, повторяющееся формирует в ребенке знания и эмоциональную сферу. Ребенок всегда держится за ритуал и не позволяет его изменить. Если прочесть ему знакомые сказки или стихи, опуская целые абзацы, он может дойти даже до слез: «ты неправильно читаешь!» Вот причина его расстройства.
Кроме того привычка воспитывает дисциплину и порядок, и во внешнем, и во внутреннем. Начинается с малого, особенно в воспитании детей. Но установившаяся привычка требует уже и от взрослого дисциплины и порядка.
На череде повторяемости с неизменностью и новизной построен весь процесс человеческого бытия. Не может всё в жизни человека быть похожим на калейдоскоп. Что-то всегда неизменно и узнаваемо. Это узнаваемое и повторяющееся становится генератором его чувств и переживаний, тогда как новое способно лишь возбудить самые примитивные эмоции: удивление, страх или удовольствие, до тех пор пока не станет привычным, покойным и доступным проверке чувствами.
Все обряды, ритуалы и праздники с самых древних времен призваны были сохранить именно неизменность самой эмоциональной стороны человеческой жизни. Именно в повторяемости и неизменности их значимость. И дело здесь не в стремлении заставить человека подчиняться кому-то или чему-то, а в необходимости дать человеку возможность переживать и сопереживать, развивая эмоциональную сферу.(Речь идет не об идеологической составляющей, а о привычке к самому действию или внешнему виду).
Конечно, в процессе развития человек постоянно вносил новое даже в ритуал и традиции, но так, чтобы это новое не стало полным отрицанием старого, иными словами, новое приходило во взаимодействии с изменением общего в жизни человека. Сохранялось главное –эмоции и сопереживания, очищение чувствами.
Менялась одежда, внешний и внутренний вид дома, менялись музыка и танцы, менялась еда и характер ее приготовления, но все эти процессы переплетались во времени с неизменностью и не разрушали ни в человеке, ни в обществе гармонии бытия.
Именно поэтому наука и культура созидают новые идеи в узком кругу единомышленников, в некоем своего рода парнике или на экспериментальной делянке, чтобы потом, будучи продуманными и освоенными меньшинством, эти идеи вышли в мир и не разрушая его целостности, дали новые краски привычному.
Резкие смены стереотипов в обществе не случайно называются революционными, ибо ломают всю привычную среду существования, как отдельной личности, так и целого сословия.
Бывает и так, что привычка и отсутствие изменений настолько сильно деформируют психику человека, что он становится невосприимчив к новизне вплоть до полного ее отрицания. От привычки, жестко контролирующей ум ,от привычки к определенному ритуалу и запретам рождается фанатизм и регидность всех живых творческих членов человеческой личности. И тогда даже небольшие изменения, именуемые реформами, могут произвести раскол в обществе именно по линии привычного и нового.
Такой эффект произвела церковная реформа патриарха Никона в России, хотя в сравнении с Реформацией в Европе, она была всего лишь несущественной попыткой внести новизну в устоявшийся канон. Такой эффект имели реформы Петра 1, до сих пор рассматриваемые некоторыми, особо традиционно настроенными патриотами, как зло для страны и народа, лишившие ее самобытности. Хотя по сути, никаких коренных изменений в монархическом строе России не последовало.
Причина в том, что длительная привычка далеко не всегда благо. Она может стать косностью и ретроградством, основываясь лишь на эмоциях и закрывая доступ мысли.
Сохранять привычное и не закрывать доступ новому и осмысленному – главный принцип развития общества.
Привычка к традиции, ритуалу, повторяемости знакомых черт в потоке времени дает человеку возможность осмысливать происходящее, дает ему время на принятие того или иного нового элемента сознательно и добровольно не в силу моды или требования власти, а через улавливание положительности этого явления.
По этой причине очень долго язычество сопротивлялось христианству. При знакомстве с новой верой очень многое оказалось в ней нежеланным и противоречащим натуре человека. Именно устойчивая привычка позволяла увидеть в новой вере элементы, лишающие человека свободы, терпимости и рационализма. Именно поэтому христианство переняло многие языческие традиции и привычки, именуя их новыми, но сохраняя их старую сущность, потому что не могло искоренить то, что уже не являлось ни привычкой, ни традицией, а основой человеческого бытия. Поглотить приняв и переозвучив стало для него единственным выходом.
Но кроме сходства ритуалов, нужна еще привычная канва художественной передачи действия. Для этого в античности были свои особые действия при отправлении культа, в церкви сложились свои: церковный годичный круг. Неизменность ритуала составляет главное в эмоциональном переживании человека: он должен ЗНАТЬ, что так будет и так должно быть.
Именно это постоянство и неизменность позволили человеку воспитать в себе чувство эстетики, любви к своему дому (не к жилищу, а к дому в смысле коллектива, народа), к своим традициям.
Человек в любом уголке своей страны мог прийти в храм и услышать то, что слышал с детства, то, что связывало его с семьей, друзьями, привычной жизнью.
Все виды искусства отчасти тоже несли в себе такую же функцию: соединять во времени и пространстве. Не случайно существовали определенные архитектурные ордера, стили и периоды от эллинизма до реализма в живописи, литературе, музыке.
Когда же капиталистический принцип получить прибыль любой ценой вошел в конфликт с традицией, привычкой, ритуалом, тогда стало ясно, что человек не должен тяготеть к стабильности, узнаваемости и повторяемости, основных признаков постоянного традиционного образа жизни. И разрушение привычного бытия, привычного духовного состояния человека стало набирать обороты.
Мы говорим: постмодерн. Но в принципе это слово ничего не объясняет. Пришел новый этап в развитии человеческого общества. Был классицизм, был романтизм, был реализм, был модерн, а теперь вот постмодерн. И черты его характеризующие приводят. Называют его постэкономическим периодом, постиндустриальным и прочее. Но самым адекватным было бы назвать его периодом отрицания и разрушения привычки и стереотипа.
Если мы присмотримся к этому периоду, то увидим, что главное в нем – отучить человека от созерцания и чувственного восприятия мира. Запутанность, хаос мыслей и чувств, стремительная смена впечатлений и разрушения привычного даже там, где это казалось бы невозможно. Уничтожение авторитетов и ясности мысли. Люди науки и культуры больше не являются элитариями. Их кружки, их игра в бисер никого не интересует и их новые идеи воспримут только в качестве спускового механизма для разрушения привычного.
Все виды искусства перестали апеллировать к разуму и чувствам. Перестали нести нравственную нагрузку и направлять разум на решение проблемы добра и зла. Удивить, разрушить привычное, лишить сосредоточенности и эмоционального напряжения. Катарсис Аристотеля перестал существовать. Его заменили самые примитивные переживания: страх, смех, удивление.
Музыка. Не будем брать популярную или сложную симфоническую музыку. Возьмем старые романсы, классические произведения. И что мы видим? Нарушение продолжительности исполнения. Почему? Ускорение темпа. Казалось бы, пустяк. Но нет. Ускорение темпа в романсе или сонате, прелюдии, этюде – это невозможность сосредоточиться на чувстве, которое должно генерироваться музыкой.
Театр. Классика в современной одежде с элементами акробатики и переориентировки характеров персонажей. Якобы новое прочтение, якобы оригинальность осмысления прошлого через новое. Но нет. Это опять-таки способ разрушения чувственной сферы сопереживания. Чуждое смыслу оформление спектакля разрушает возможность воспринять действие адекватно, уничтожает внутренний смысл происходящего и его духовно-нравственный потенциал. Это только зрелище, как рекламный банер или показ мод, не более.
Новая история, новая хронология – это все элементы разрушения единого целостного представления о мире. Пусть история до некоторой степени приукрашивалась новыми правителями, пусть археология могла предоставить только материальные остатки эпохи, без письменных подтверждений, но она была единой, давала целостную картину прошлого, позволяла понять эволюцию и прогресс. Нынешние переделки истории, обвинения ее в фальсификации, которые (обвинения) так же беспочвенны, как и любые отрицания исторического процесса, разрушают мыслительные процессы в человеке, поселяют в его уме негативизм и недоверие к любым фактам, что в свою очередь рождает хаос в представлениях.
В одном ряду с разрушением привычного и целостного восприятия своей страны и ее истории стоят уничтожение старинных городских застроек, и создание новоделов, чуждых нашим традициям.
То были в моде небоскребы из стекла на манер американских. Теперь вот вошли в моде византийской архитектуры церкви. И Византия не только снаружи, но и внутри.
Внесение хаоса и недоверия к любому авторитетному доводу -это один из способов формирования невежественной среды.
Не просто увеличение информацией и втягивание человека в постоянное восприятие нового, но смешение этого нового с высокими и низкими мотивами, с правдой и ложью в единый мутный поток упрощенного мировосприятия. Это один из способов вовлечения человека в суету и калейдоскопную смену впечатлений и настроений без возможности сосредоточенного спокойного созерцания.
Когда-то публика выступала судьей многих произведений искусств. И композиторы, и художники, и писатели встречали часто нелицеприятную критику не от специалистов в этих областях, но от зрителей, слушателей, читателей.
Найдите сейчас хоть один спектакль, хоть одного поп-певца, хоть одну модель , которые и которых зритель и слушатель забросал бы гнилыми помидорами или демонстративно покинул зал. Что бы ни ставилось, чтобы ни исполнялось – аншлаг и восторг обеспечены. О талантах говорить не приходится. Есть шоу, которое может готовить любой сценарист или режиссер, как любой повар может готовить в столовой.
С одной стороны это результат отсутствия эстетических вкусов и привычки к ним, с другой – невозможность в этих шоу, даже если это спектакль в серьезном театре, выделить ведущую мысль и эмоции.
На что реагирует обычный гражданин? На фильм или слова, где отчетливо читается либо антисоветизм, либо русофобия. Реагирует на оскорбление религиозных чувств, патриотических. Потому что он имеет устоявшиеся привычки к правде и чувству, окрашенному любовью к родине или Богу. Зритель думает и понимает. Он может оценить.
В остальных случаях он ничего не понимает, ни с чем не может сравнить, ничего разумного услышать кроме того, что это новое прочтение, новое мышление, новый взгляд. Зритель больше не судья и не ценитель, а потребитель, которому, что ни дай, все будет впрок.
Разрушение привычки и цельного восприятия мира в соответствии с иерархией знаний – есть способ превратить общество в невежественное стадо.
Для нас этот процесс наиболее мучителен, потому что в нашем обществе не сложилось культурных пластов, которые могли бы сопротивляться натиску невежества.
И дело не в революции, которая якобы уничтожила нашу элиту. Этот слой культурной интеллигенции и дворянства составлял всего 10 % населения. А вот 90% населения именно Советской властью стали трансформироваться в слои культурных профессионалов. Но перестройка уничтожила и культуру, и образование, и профессионализм, вернув население к началу того периода, когда темная масса народа только-только стала обретать знания и культуру.
Разрушенная образованием и социальным равенством косность и невежество вновь проявились в нашем обществе с огромной силой. И естественно, вошли в конфликт с либеральными представителями постмодерна.
На самом деле конфликт этот весьма условный. И традиционное, якобы православие, как вся религия в целом, давно уже размытые в смысловом отношении и сравнявшиеся с язычеством, заточенным на просьбу и жертвоприношение, так и свободное творчество, выполняют одну и ту же роль: разрушить привычное и устоявшееся, лишить сосредоточенности и осмысления человеком происходящего, чтобы сделать из него невежду и раба. Весь вопрос только в том, кому будет принадлежать раб: Богу и его служителям, или себялюбивой элите, под видом свободы создающей в человеке безэмоциональное рефлексирующее «я», послушное любому призыву этой элиты.