Попалась на глаза статья , в которой приводились оценки американскими зрителями наших советских фильмов. В частности фильм по роману И.Ильфа и Е.Петрова «12 стульев»
И в этой оценке отразилось восприятие американцами художественного произведения, очень отличное от нашего. Мы привыкли оценивать по точности воспроизводства авторского текста и образов. А для американцев стала важна зрелищная сторона, шоу, а не истина.
"Этот фильм, похоже, был создан лишь потому, что в Советском Союзе «не смогли смириться с недостоверной экранизацией». Они должны были остановиться, пока имели преимущество. Версия Мэла Брукса - легкая, смешная, оптимистичная и короткая - по сравнению с этим чудовищным фильмом, который отнимает почти 3 часа для просмотра. Да, правда, Брукс изменил финал, по сравнению с версией Ильфа и Петрова, но это только улучшило историю. Тут же мы видим неуклюжий, несмешной, неловкий и скучный фильм, большая часть которого должна была быть выброшена в монтажной - другими словами, типичный продукт для старых фильмов из Советского Союза. Стоит посмотреть только, чтобы вы могли оценить, насколько лучше американская версия
Это типично американский подход. Им не нужно ни истории, ни достоверности, ни философской направленности, ни точности образов, не их типичности. Им нужно шоу легкое, развлекательное с непременным хэппи-эндом в конце.
А мы удивляемся, откуда берутся фильмы о жизни в СССР, ничего общего не имеющие ни с каким видом правды: ни исторической, ни психологической, ни образной. Абсолютная отсебятина по лекалам какого-нибудь «Бандитского Петербурга» или любовной мелодрамы с ревностью, мордобоем, потерями-находками, детьми, похищенными или усыновленными, но непременно на фоне невесть откуда взявшегося богатства, бизнеса и с хэппи-эндом в роскошной квартире. И это всё зло пытаются сочетать с навязчивым напоминанием о советском времени через декорации и слова.
Театры и постановки по классическим произведениям стали грешить осовремениваем тоже по американскому образцу. Ни временного историзма, ни образов психологически соответствующих действию.
Правда, для нас превращение художественного произведения в шоу весьма многозначительная задача. Как правило, она всегда связана с идеологией, исторической правдой или талантом режиссера, умеющего либо понять авторский замысел и образы, либо заинтересовать зрителя оригинальной интерпретапцией.
Так все лжесоветские фильмы имеют целью как идеологию, так и политику: доказать, что советский период ничем не отличался от нынешнего, что все старо как мир, а люди прошлого даже хуже, чем настоящего.
Но когда вопрос касается режиссерской работы, то тут возникают свои проблемы. Если в американских фильмах на самые классические сюжеты психологический диссонанс между прошлым и современным пониманием поступков и жизни, покрывается изобретательностью мизансцен и активностью героев, то в наших фильмах диссонанс бумерангом бьет по автору произведения и его идеям.
Начнем с «Гамлета» в исполнении Высоцким. Если судить по его монологу «Быть или не быть», то вообще становится совершенно непонятно, каким это образом такая бурная, мятущаяся личность почти всё действие пьесы слоняется в мучительном поиске доказательств. Судя по темпераменту, такому Гамлету мотивация вообще не нужна, а уж доказательства – тем более: veni, vidi, vici.
Едва услышав рассказ призрака, он должен был взять меч, пойти в спальню короля и убить его на глазах матери.
Все читатели пьесы Шекспира когда-то воспринимали образ вполне адекватно замыслу автора. Гамлет – это образец нерешительности. И именно нерешительность и осторожность становятся причиной столь массовой трагедии. Ведь Гамлет - христианин, причем средневековый христианин, и взять на себя грех убийства, тем более без доказательств, он не может.
У Тургенева есть даже повесть «Гамлет Щигровского уезда», где главный герой именно нерешительный, чувствительный, страдающий, но бездействующий человек.
И не думаю, что в 19 веке не понимали Шекспира. Повесть того же Тургенева «Степной король Лир» или Лескова «Леди Макбет Мценского уезда» дают образы современников полностью соответствующие Шекспировским и понимаемым нами в том же ключе по сей день.
Но вот с Гамлетом вышла осовремененная психологическая промашка.
Вообще, ставить пьесу или фильм, не прослеживая авторский текст во всех его нюансах, придавая образу лишь внешнее сходство и не задумываясь над его психологизмом, может привести к очень плачевным результатам.
Однажды, на заре свободного творческого освоения художественного наследия культуры, довелось увидеть в каком-то провинциальном театре осовремененную пьесу Шекспира «Укрощение строптивой» Зрелище до такой степени вступало в диссонанс с текстом, что мне даже закралась в ум крамольная мысль: а так ли талантлив и глубоко психологичен Шекспир, как его расписывают критики всех эпох? Даже вспомнился Толстой, не терпевший Шекспира. И внутренне я с ним согласилась: глупая пьеса, с глупым текстом.
А недавно встретился поздний фильм «Идиот» с Л.Максаковой и В.Шалевичем в ролях.
И вновь меня посетили те же мысли, что и когда-то: а талантлив ли Достоевский? Вся сюжетная линия, исполняемая чисто по тексту, но с благородной сдержанностью и щепетильностью (Бортко позднее повторил ту же ошибку и сделал сериал страшно унылым пустым действом) произвела только недоумение. И из-за чего такие поступки и действия, если при взвешенном подходе и разумном обращении все интриги и сложности не стоят и выеденного яйца, не то что бурных событий. Трагедия на пустом месте. А вот если вспомнить фильмы Ивана Пырьева, рвущие душу страстностью, обостренным восприятием добра и зла, безумством гордыни и яростной страсти, то все становится на свои места.
Понятна и причина, по которой Пырьев не стал продолжать съемки по роману «Идиот». Легенды о нервном срыве актеров, в частности Ю.Яковлева, все-таки легенды. А причину вполне логично объяснил сам режиссер: ему стало скучно. В самом деле, вторая часть романа «Идиот» очень вымученная, унылая и ничего не объясняющая, кроме неприязни Достоевского ко всякого рода социалистическим идеям, которые для него – восстание на Бога. Вот и отказался Пырьев от продолжения. И первая часть осталась вполне завершенным шедевром кинематографа.
Юность, читающая Достоевского, воспринимает его образы только через слово, придавая образу полное соответствие со словом, и потому видит, как и Пырьев, безумствующую страсть, потому сама становится больна страстью, ее кипением и сопереживанием.
Достоевский, при всей его уверенности, что он христианин и понимает Христа так, как никто, тем не менее, автор и человек неудержимой страстности. Он подавлял ее внутри себя, но поверить последним публикациям о том, что он любил маленьких девочек, вполне возможно. Его герои выдают его самого с головой: грешить, чтобы потом каяться, в рыданиях и корчах раскаяния.
Но когда взрослый умудренный опытом человек обращается к русской классике, он всегда предпочтет Л. Толстого Ф. Достоевскому. Ибо и христианин, и мыслитель, и психолог Толстой неизмеримо выше Достоевского. Что есть ценного в Достоевском, так это его ненависть к идеям коммунизма и атеизма. Именно она приводит в восторг наших церковников, либералов, патриотов, т.е, всех тех, кто хотел бы видеть Россию в образе Руси времен Ивана Грозного, когда женщины сидели дома, носили сарафаны, рожали детей и молились, а мужчины носили кафтаны и бороды, считали наивысшим достоинством укрепление государственной власти в лице монархи и полжизни проводили в молитвенных стояниях на службах, свято оберегая эти службы от малейшего поползновения на модернизацию.
Уберите из произведений Ф.Достоевского страсть и останутся лишь скучные рассуждения о Боге, вере, атеизме, когда «все позволено» или «о слезе ребенка» и ничем не оправданное с точки зрения здравого ума, поведение героев.
Утрировать, чтобы довести до абсурда – вот смысл произведений Достоевского. Нет ничего общего между всеми его героями с их безумными поступками и откровенно эротическими страстями, возведенными в ранг духовно-нравственного переживания, и гуманистической мыслью человечества, шедшего к пониманию человека и общества через познание, а не страсть.
Но бывает и так, что никакая модернизация, отсебятина и осовременивание не могут представить авторский текст в диссонансе с действием.
К примеру, «Пер Гюнт» Ибсена в театре Ленсовета в Москве. Постановка Марка Захарова. Да, старания были приложены титанические для придания пьесе оригинальной трактовки. И герои по стенкам и крышам лазали, выражая чувства, и мезансцены с актерами в женских платьях были, но логика автора победила. Играть вне авторского образа оказалось невозможно. И глубина гуманистической мысли оказалась доступна даже сквозь нелепости отсебятины. А артистам пришлось смириться и сыграть тех персонажей, которых написал автор.
Вот тогда я и поняла, что значит режиссерский и авторский талант, и что значит понимание авторского текста, и что не всегда психологические образы и их переживания соответствуют тексту.
Но люди любят необычность и немотивированность поступков. Так 20-й век увлекся Ремарком, Кафкой, «Мастером и Маргаритой» Булгакова, придав им сверххудожественность и глубину смысла, которых у них не было. А Булгаковские же «Белая гвардия» и «Театральный роман» не привлекают никого. Хотя в них гораздо больше таланта, искренности и честности.
Обыденность и заурядность, наряженные в тайну и многозначительность, всегда заставляют забыть о логике действия и психологической связи поступков, образов и слов.
Задача нынешнего искусства и литературы именно разорвать смысл слова и действие, ввести в диссонанс психологию, логику и историчность с идеологическим заказом, с жаждой оригинальности и нестандартности при полном отсутствии собственного таланта.
Я не против модерна, постмодерна, нового прочтения. Но...но коль скоро не хватает у литераторов или режиссеров таланта и идей, чтобы создавать самостоятельные пьесы о своем времени, а не перевирать старые на свой эксцентрический манер в соединении шоу и абсурда, то стоит задать вопрос: а кому это нужно? Для чего собственные фильмы и пьесы не способны сказать ни одного слова, проникнутого мыслью, ни одной сцены, дающей пищу состраданию, любви и слез, то значит все старое нужно превратить в соответствующее шоу на радость тем, чьей задачей является сделать человека потребителем любых продуктов, от материальных до духовных, и не дать ему задумаится яд ли он употребляет или божественную амброзию.
Даже Достоевского ставят уныло-пошло, лишая его даже той скрытой страсти, с которой он боролся.
Новая экранизация. Обыватель-мещанин со своей дамой полусвета.
Респектабельное семейство с идиотом.
Когда-то святые говорили, что слезы - это дар Божий, что любви нужно учиться, что Царствие Божие нудится. Что все это значит? А это значит, что человек без постоянного разжигания в душе своей сострадания, любви к страждущим и обремененным, без постоянного понукания себя к самоотречению ради ближнего, не станет той высокой духовно-нравственной личностью, которая только одна и способна создать Царствие Божие на земле. Нынешнему обществу духовно развитая личность не нужна.Поэтому и создаются или шоу и эксцентричные, похожие на цирк, представления, или такие постановки, когда текст и действие вступают в дисгармонию затрудняя восприятие образа и прочтение авторского замысла.