В 1901 году Святейший Синод принял Определение, в котором был зафиксирован факт “отпадения” от Церкви Льва Толстого. Инициатором в данном случае выступил Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Антоний (Вадковский), который 11 февраля 1901 года направил Обер-прокурору (который не был членом Синода) письмо, в котором заявлял: «Теперь в Синоде все пришли к мысли о необходимости обнародования в „Церковных Ведомостях“ синодального суждения о графе Толстом». Победоносцев не стал чинить препятствий и сам написал первоначальный текст синодального Определения; чтобы смягчить тон Определения и чтобы оно имело характер свидетельства о самостоятельном отпадении Толстого от Церкви, в его текст были внесены изменения митрополитом Антонием и другими членами Синода во время заседания 20 — 22 февраля (ст. ст.) 1901 года.
Митрополит Антоний
24 февраля 1901 года в официальном органе Святейшего правительствующего синода — журнале «Церковные ведомости» — было опубликовано Определение с посланием святейшего синода № 557 от 20 — 22 февраля того же года об отпадении графа Льва Толстого от Церкви. На следующий день оно было опубликовано во всех основных газетах России.
В Российской империи XVIII века анафеме предавались не только преступники против веры и Церкви, но и государственные преступники. Предание анафеме часто влекло гражданскую казнь:
1666: года протопоп Аввакум был расстрижен и предан анафеме.
Сожжение протопопа Аввакума
1671: Разин, Степан
Казнь Степана Разина
1775: Пугачёв, Емельян (анафема снята перед казнью).
Казнь Емельяна Пугачева
И в этот список попал Лев Николаевич Толстой 1901 год, интересно за что?
В последние два десятилетия жизни Л. Н. Толстой, будучи верующим человеком, крещённым в православии, в ряде произведений, особенно в романе «Воскресение» (1899) ясно показал, что не принимает ряд важнейших догматов православной Церкви.
Он также распространял брошюры с описанием своего собственного понимания христианства, далёкого от православного.
На жизнеучение Толстого оказали влияние разнообразные идейные течения: брахманизм, буддизм, даосизм, конфуцианство, ислам, квакерство, также учения философов-моралистов (Сократа, поздних стоиков, Канта, Шопенгауэра). Толстов утверждает приоритет Евангелия перед остальными книгами Библии. В 1880-е годы на основе учения Л. Н. Толстого в России возникло Толстовство. Толстовцы критиковали православную церковь и вообще официальную религию, а также государственное насилие и общественное неравенство.
Лев Толстой и Владимир Чертков
Толстовцы активно занимались просвещением и распространением взглядов Толстого. Толстовцы В. Г. Чертков и П. И. Бирюков основали издательство «Посредник», которое издавало массовыми тиражами книги для народа: произведения Л. Н. Толстого, Г. И. Успенского, А. П. Чехова и других писателей, пособия по агрономии, ветеринарии, гигиене. В 1901—1905 в Лондоне толстовцы издавали газету «Свободное слово». В 1897 г. в России толстовство было объявлено вредной сектой.
В 1901 году Святейший Синод официально заявил, что «Толстой отторг себя сам от всякого общения с Церковию», отрёкся от неё, а потому не состоит более её членом. Сторонники Толстого подверглись арестам и высылке.
В апреле 1901 года Л. Н. Толстой откликнулся на Определение Синода:
"Я не хотел сначала отвечать на постановление обо мне Синода, но постановление это вызвало очень много писем, в которых неизвестные мне корреспонденты — одни бранят меня за то, что я отвергаю то, чего я не отвергаю, другие увещевают меня поверить в то, во что я не переставал верить, третьи выражают со мной единомыслие, которое едва ли в действительности существует, и сочувствие, на которое я едва ли имею право; и я решил ответить и на самоё постановление, указав на то, что в нём несправедливо, и на обращения ко мне моих неизвестных корреспондентов. Постановление Синода вообще имеет много недостатков: оно незаконно или умышленно-двусмысленно, оно произвольно, неосновательно, неправдиво и, кроме того, содержит в себе клевету и подстрекательство к дурным чувствам и поступкам.
Оно незаконно или умышленно-двусмысленно — потому, что если оно хочет быть отлучением от церкви, то оно не удовлетворяет тем церковным правилам, по которым может произноситься такое отлучение; если же это есть заявление о том, что тот, кто не верит в церковь и её догматы, не принадлежит к ней, то это само собой разумеется и такое заявление не может иметь никакой другой цели, как только ту, чтобы, не будучи в сущности отлучением, оно бы казалось таковым, что собственно и случилось, потому что оно так и было понято.<…> Оно есть, наконец, подстрекательство к дурным чувствам и поступкам, так как вызвало, как и должно было ожидать, в людях непросвещенных и нерассуждающих озлобление и ненависть ко мне, доходящие до угроз убийства и высказываемые в получаемых мною письмах.<…> Так что постановление Синода вообще очень нехорошо. То, что в конце постановления сказано, что лица, подписавшие его, так уверены в своей правоте, что молятся о том, чтобы Бог сделал меня для моего блага таким же, каковы они, не делает его лучше.
То, что я отрёкся от церкви, называющей себя православной, это совершенно справедливо. Но отрёкся я от неё не потому, что я восстал на Господа, а напротив, только потому, что всеми силами души желал служить Ему. Прежде чем отречься от церкви и единения с народом, которое мне было невыразимо дорого, я, по некоторым признакам усомнившись в правоте Церкви, посвятил несколько лет на то, чтобы исследовать теоретически и практически учение церкви: теоретически — я перечитал всё, что мог, об учении Церкви, изучил и критически разобрал догматическое богословие; практически же — строго следовал, в продолжение более года, всем предписаниям Церкви, соблюдая все посты и посещая все церковные службы. И я убедился, что учение Церкви есть теоретически коварная и вредная ложь, практически же — собрание самых грубых суеверий и колдовства, скрывающее совершенно весь смысл христианского учения.<…>
То, что я отвергаю непонятную троицу и не имеющую никакого смысла в наше время басню о падении первого человека, кощунственную историю о Боге, родившемся от Девы, искупляющем род человеческий, то это совершенно справедливо. Бога же — духа, Бога — любовь, единого Бога — начало всего, не только не отвергаю, но ничего не признаю действительно существующим, кроме Бога, и весь смысл жизни вижу только в исполнении воли Бога, выраженной в христианском учении.
Ещё сказано: «Не признаёт загробной жизни и мздовоздаяния». Если разуметь жизнь загробную в смысле второго пришествия, ада с вечными мучениями, дьяволами, и рая — постоянного блаженства, то совершенно справедливо, что я не признаю такой загробной жизни; но жизнь вечную и возмездие здесь и везде, теперь и всегда, признаю до такой степени, что, стоя по своим годам на краю гроба, часто должен делать усилия, чтобы не желать плотской смерти, то есть рождения к новой жизни, и верю, что всякий добрый поступок увеличивает истинное благо моей вечной жизни, а всякий злой поступок уменьшает его.
Сказано также, что я отвергаю все таинства. Это совершенно справедливо. Все таинства я считаю низменным, грубым, несоответствующим понятию о Боге и христианскому учению колдовством и, кроме того, нарушением самых прямых указаний Евангелия. В крещении младенцев вижу явное извращение всего того смысла, который могло иметь крещение для взрослых, сознательно принимающих христианство; в совершении таинства брака над людьми, заведомо соединявшимися прежде, и в допущении разводов и в освящении браков разведённых вижу прямое нарушение и смысла, и буквы евангельского учения. В периодическом прощении грехов на исповеди вижу вредный обман, только поощряющий безнравственность и уничтожающий опасение перед согрешением. В елеосвящении так же, как и в миропомазании, вижу приёмы грубого колдовства, как и в почитании икон и мощей, как и во всех тех обрядах, молитвах, заклинаниях, которыми наполнен требник. В причащении вижу обоготворение плоти и извращение христианского учения. В священстве, кроме явного приготовления к обману, вижу прямое нарушение слов Христа, прямо запрещающего кого бы то ни было называть учителями, отцами, наставниками (Мф. 23:8-10).
Сказано, наконец, как последняя и высшая степень моей виновности, что я, «ругаясь над самыми священными предметами веры, не содрогнулся подвергнуть глумлению священнейшее из таинств — Евхаристию». То, что я не содрогнулся описать просто и объективно то, что священник делает для приготовлений этого, так называемого, таинства, то это совершенно справедливо; но то, что это, так называемое, таинство есть нечто священное и что описать его просто, как оно делается, есть кощунство, — это совершенно несправедливо. Кощунство не в том, чтобы назвать перегородку — перегородкой, а не иконостасом, и чашку — чашкой, а не потиром и т. п., а ужаснейшее, не перестающее, возмутительное кощунство — в том, что люди, пользуясь всеми возможными средствами обмана и гипнотизации, — уверяют детей и простодушный народ, что если нарезать известным способом и при произнесении известных слов кусочки хлеба и положить их в вино, то в кусочки эти входит Бог; и что тот, во имя кого живого вынется кусочек, тот будет здоров; во имя же кого умершего вынется такой кусочек, то тому на том свете будет лучше; и что тот, кто съел этот кусочек, в того войдёт Сам Бог.
Ведь это ужасно!
Верю я в следующее: верю в Бога, которого понимаю как дух, как любовь, как начало всего. Верю в то, что он во мне и я в нём. Верю в то, что воля Бога яснее, понятнее всего выражена в учении человека Христа, которого понимать Богом и которому молиться считаю величайшим кощунством.
«Тот, кто начнёт с того, что полюбит христианство более истины, очень скоро полюбит свою церковь или секту более, чем христианство, и кончит тем, что будет любить себя (своё спокойствие) больше всего на свете», — сказал Кольридж.
Я шёл обратным путём. Я начал с того, что полюбил свою православную веру более своего спокойствия, потом полюбил христианство более своей церкви, теперь же люблю истину более всего на свете. И до сих пор истина совпадает для меня с христианством, как я его понимаю. И я исповедую это христианство; и в той мере, в какой исповедую его, спокойно и радостно живу, и спокойно и радостно приближаюсь к смерти."
Лев Толстой.
4 апреля 1901. Москва
Толстой отвергал учение о Троичности Бога, непогрешимый авторитет Вселенских соборов, церковные таинства, непорочное зачатие, действительность воскресения Иисуса Христа и его божественность. При этом он резко критиковал Церковь за то, что она, по его мнению, свои интересы ставит выше, чем изначальные христианские идеалы.
Иллюстрация к эссе Л. Н. Толстого «Где любовь, там и Бог» (1887)
Приведу картины Василия Григорьевича Перова, на которых без лишних слов видно, что после церковных реформ Никона что то пошло не так...
Согласно учению Толстого, духовные ценности важнее материальных.
…Все пять заповедей имеют только одну эту цель — мира между людьми. Стоит людям поверить учению Христа и исполнять его, и мир будет на земле, и мир не такой, какой устраивается людьми, временный, случайный, но мир общий, ненарушимый, вечный.
Первая заповедь говорит: будь в мире со всеми, не позволяй себе считать другого человека ничтожным или безумным (Матф., V, 22). Если нарушен мир, то все силы употребляй на то, чтобы восстановить его. Служение Богу есть уничтожение вражды (23-24). Мирись при малейшем раздоре, чтобы не потерять истинной жизни (26). В этой заповеди сказано все; но Христос предвидит соблазны мира, нарушающие мир между людьми, и дает вторую заповедь — против соблазна половых отношений, нарушающего мир. Не смотри на красоту плотскую как на потеху, вперед избегай этого соблазна (28-30); бери муж одну жену, и жена — одного мужа, и не покидайте друг друга ни под каким предлогом (32). Другой соблазн — это клятвы, вводящие людей в грех. Знай вперед, что это -зло, и не давай никаких обетов (34-37). Третий соблазн — это месть, называющаяся человеческим правосудием; не мсти и не отговаривайся тем, что тебя обидят, — неси обиды, а не делай зла за зло (38-42). Четвертый соблазн — это различие народов, вражда племен и государств. Знай, что все люди — братья и сыны одного Бога, и не нарушай мира ни с кем во имя народных целей (43-48). Не исполнят люди одну из этих заповедей — мир будет нарушен. Исполнят люди все заповеди, и царство мира будет на земле. Заповеди эти исключают все зло из жизни людей.+
— Л. Н. Толстой, «В чём моя вера?»