«Приглядитесь попристальнее, и Вы увидите, что это по натуре своей глубоко атеистический народ. В нем еще много суеверия, но нет и следа религиозности. Суеверие проходит с успехами цивилизации, но религиозность часто уживается и с ним. Живой пример Франция, где и теперь много искренних, фанатических католиков между людьми просвещенными и образованными и где многие, отложившись от христианства, все еще упорно стоят за какого-то Бога. Русский народ не таков: мистическая экзальтация вовсе не в его натуре. У него слишком много против этого здравого смысла, ясности и положительности в уме: вот в этом-то, может быть, и заключается огромность исторических судеб его в будущем. Религиозность не привилась в нем даже к духовенству, ибо несколько отдельных, исключительных личностей, отличавшихся тихою, холодною, аскетической созерцательностью, — ничего не доказывают. Большинство же нашего духовенства всегда отличалось только толстыми брюхами, теологическим педантизмом да диким невежеством. Его грех обвинить в религиозной нетерпимости и фанатизме. Его скорее можно похвалить за образцовый индифферентизм в деле веры. Религиозность проявлялась у нас только в раскольнических сектах, столь противоположных, по духу своему, массе народа и столь ничтожных перед нею числительностью» (Письмо Белинского Гоголю).
Белинский, конечно, верил в то, что русский мужик «вынесет все. И широкую, ясную грудью дорогу проложит себе». И хотя он отлично подметил отсутствие у русского мужика религиозности, выводы он делал оптимистические. А вот другому русскому писателю пришлось воочую столкнуться с русским мужиком и его православной душой. И выводы он делал уже гораздо более нелицеприятные, без иллюзий и надежд.
М.Горький о русском крестьянстве:
«Существует мнение, что русский крестьянин как-то особенно глубоко религиозен. Я никогда не чувствовал этого, хотя, кажется, достаточно внимательно наблюдал духовную жизнь народа. Я думаю, что человек безграмотный и не привыкший мыслить не может быть истинным теистом или атеистом и что путь к твердой, глубокой вере лежит через пустыню неверия.
Беседуя с верующими крестьянами, присматриваясь к жизни различных сект, я видел прежде всего органическое, слепое недоверие к поискам мысли, к ее работе, наблюдал умонастроение, которое следует назвать скептицизмом невежества.
Мне кажется, что революция вполне определенно доказала ошибочность убеждения в глубокой религиозности крестьянства в России.
Несравненно значительнее такие факты: разрушение глубоко чтимых народом монастырей — древней Киево-Печерской лавры и сыгравшего огромную историческую и религиозную роль Троице-Сергиевского монастыря — не вызвало в крестьянстве ни протестов, ни волнения, — чего уверенно ждали некоторые политики. Как будто эти центры религиозной жизни вдруг утратили свою магическую силу, привлекавшую верующих со всех концов обширной русской земли. А ведь сотни тысяч пудов хлеба, спрятанного от голодной Москвы и Петербурга, деревня защищала с оружием в руках, не щадя своей жизни.»
Когда провинциальные советы вскрывали «нетленные», высоко чтимые народом мощи, — народ отнесся и к этим актам совершенно равнодушно, с молчаливым, тупым любопытством… Другие утверждали, что обман был устроен монахами лишь тогда, когда им стало известно о намерении властей уничтожить мощи: «Они вынули настоящие нетленные мощи и заменили их чучелами».
Так говорят почти одни только представители старой, безграмотной деревни. Более молодые и грамотные крестьяне признают, конечно, что обман был, и говорят:
— Это хорошо сделано, — одним обманом меньше.
Но затем у них являются такие мысли, — я воспроизвожу их буквально, как они записаны мною.
— Теперь, когда монастырские фокусы открыты, — докторов надо пощупать и разных ученых — их дела открыть народу.»
К слову, сейчас у многих появляются подобные мысли. Обилие статей якобы раскрывающих фальсификации историков всех веков, отрицание ценности науки и ее выводов, очень похожи на бред невежественных умов .
Это мнение писателей и публицистов о простом русском народе. А вот пишет Салтыков- Щедрин М.Е. о своем брате-помещике:
«Остается сказать несколько слов о религиозном настроении. В этом отношении я могу свидетельствовать, что соседи наши были вообще набожны; если же изредка и случалось слышать праздное слово, то оно вырывалось без намерения, именно только ради красного словца, и всех таких празднословов без церемонии называли пустомелями. Сверх того, довольно часто встречались личности, которые, очевидно, не понимали истинного смысла самых простых молитв; но и это следует отнести не к недостатку религиозности, а к умственной неразвитости и низкому образовательному уровню».
В словах Салтыкова-Щедрина и Горького М. содержится указание на причину того, что народ-богоносец на поверку оказался атеистом: умственная неразвитость и низкий образовательный уровень.
Есть вера, и есть религиозность. Верить можно во что угодно, и как угодно, но религиозность требует исполнения определенного обряда. В соединении веры с религиозностью состоит главная особенность общества, сознающего свою веру как исповедание определенной истины, доказанной и подтвержденной разумом. Иными словами вера не может быть слепой и абстрактной. Иначе человек впадает в различного рода суеверия, секты и общества, не понимая сути того, во что ему предлагается верить. Вера должна подкрепляться разумным осознанием догматов, учения, которые тебе предлагаются. Она может быть ошибочной, но она не должна быть слепой.
В отличие от древней Руси европейские народы, цивилизованные Римской империей, приняли новое учение христианство, имея достаточно развитые философские взгляды. Христианское богословие победило античную философию и утвердилось на семи Вселенских соборах в качестве осознанного разумом и принятого уже верой учения. Дальнейшее развитие религиозности, приведшее к Крестовым походам и инквизиции, только подтверждает тот факт, что религиозность, соединенная с верой, в западном обществе носила осознанный характер.
Русь крестили актом силового решения и политического расчета, без осмысления нового религиозного учения народом. Более того, язычество древней Руси не успело трансформироваться в цельное этическо- нравственное учение, оформиться в философскую или богословскую систему. Будучи подавлено силой, оно (язычество) утвердилось в народной среде в качестве суеверий и магических обрядов. Христианство скользнуло по поверхности, не став народной религией, но превратилось в слепую неосознанную веру и привычку.
Не способствовал пониманию христианства как религиозного учения и общий слабый уровень образования на Руси.
Были и в Европе сложные времена, когда даже короли не знали грамоты, а рыцари и синьоры ставили крестики вместо подписи под документами. Однако, духовенство даже в самые темные века Средневековья (V-X вв) оставалось грамотным и старалось эту грамотность удержать. Сохранялись школы античного типа, обучавшие духовенство. Позже появились школы элементарного образования (учили детей семи -десяти лет) и большие школы (для детей старше десяти лет).
Уже в XI–XII веках по¬яви¬лось боль¬шое количе¬ство пе¬ре¬во¬дов на ла¬тин¬ский язык книг гречес¬ких и араб¬ских уче¬ных: почти все со¬чи¬не¬ния Ари¬сто¬те¬ля, глав¬ные труды гре¬ков и ара¬бов по гео¬гра¬фии, аст¬ро¬но¬мии, ма¬те¬ма¬ти¬ке, ме¬ди¬цине. Цен¬тра¬ми пе¬ре¬во¬да были Ис¬па¬ния и нор¬манн¬ская Си¬ци-лия, един¬ствен¬ное ко¬ро¬лев¬ство этого вре¬ме¬ни, где бок о бок мирно жили пра¬во¬слав¬ные греки, ара¬бы-му¬суль¬мане и за¬пад¬ные ка¬то¬ли¬ки. Круг зна¬ний ев¬ро¬пей¬цев необык¬но¬вен¬но рас¬ши¬рил¬ся и обо¬га¬тил¬ся.
Культурному подъему способствовали с одной стороны крестовые походы, позволившие осуществиться взаимопроникновению культур Востока и Запада, с другой - торговые связи.
К X-му веку в Европе заметную роль в распространении образования начинают играть университеты. Слово «университет» в переводе с латинского означает «совокупность», или «объединение». Средневековые университеты и школы представляли собой сообщества преподавателей и учеников – студентов (от ла¬тин¬ско¬го слова «сту¬де¬ре» – усер¬дно за¬ни¬мать¬ся). Они были организованы с одной целью: давать и получать образование. За¬ня¬тия ве¬лись всюду на ла¬т ин¬ском языке, и люди из раз¬ных стран могли учить¬ся в любом уни¬вер¬си¬те¬те .
Древнерусское государство не наследовало непосредственно ни традиций античного образования, ни характерного для средних веков христианской культуры рационалистичные образа мышления. Не получили здесь развития латинский и греческий в качестве языков богослужения и науки. Обучение грамоте, чтению, счету могло также происходить в семье, у грамотного родственника либо на дому у "мастера грамоты". Такого рода обучение было частным, платным, как говорили тогда, "за мзду". Учителями становились светские лица — мелкие служители канцелярий, приказных изб и т. д. , а также представители низшего духовенства — певчие, чтецы, диаконы.
Стоглавый Собор
Первые, более или менее постоянные школы появились на Руси после Стоглавого Собора, состоявшегося в 1551 г. Соборное Уложение предписывало духовенству, учреждать при церквях в домах школы и училища для обучения детей грамоте: «избрати добрых духовных священников и диаконов и диаков женатых и благочестивых… могущих иных пользовати, и грамоте и чести и писати горазди, и у тех священников и у диаконов и у диаков учинити в домех училища, чтобы священники и диаконы и все православные христиане в коемждо граде предавали им своих детей на учение грамоте и на учение книжного письма и церковного пенья салтычнаго и чтения налоиного…»
Стоглавый Собор с одной стороны выявил массу нестроений, злоупотреблений и прямого неглежирования духовенством своими обязанностями, а в народной среде – массу суеверий. Протопопы и поповские старосты обязаны были следить за проведением храмовой службы дабы прихожане и клир «стояли бы со страхом и трепетом», а не «бранилися и не сквернословили бы, и пияными бы в церковь и во святый алтарь не входили, и до кровопролития не билися бы».
С другой же стороны Собором была введена своего рода цензура и отказ от всякого взаимодействия с инославными культурами. Ф.Буслаев говорит, что в Стоглаве «все новое и чужое запечатлено клеймом проклятия и вечной гибели; все же свое, родное, испокон веков идущее по старине и преданию, свято и спасительно», что значительно тормозило развитие культуры в государстве.
В Европе христианство складывалось в жарких богословских полемиках. Средневековые университеты, минуя античную философию, не отказывались от споров и поисков нового понимания христианских текстов. В средневековых университетах Европы развивается схоластика, представляющая собой синтез философии (в основном Аристотеля) и богословия. Еретические движения тоже являются подтверждением развития творческой мысли богословского характера. Ничего подобного мы не встречаем на Руси. Споры Нила Сорского и Иосифа Волоцкого закончились вместе с Стоглавым Собором победой последнего. А позднее любые проявления мыслительной деятельности чисто религиозного характера, будь то «Имяславники или Имябожники», исихасты, старообрядцы преследовались и запрещались.
Несмотря на Уложение 1551 г. только в середине XVII века на Руси создаются государственные и частные школы.
В 1687 г в Москве в стенах Заиконоспасского монастыря была основана Славяно-греко-латинская Академия. В 1814 она была преобразована в Московскую духовную академию (переведена в Троице-Сергиеву лавру, где существует и поныне).
Система высшего светского образования в России зародилась в январе 1724 года по инициативе Петра I с утверждением приказа о создании в Петербурге Академии наук, при которой располагался университет и гимназия. Однако уже в 1766 г. она была закрыта, поэтому принято считать, что первый университет в России был основан 25 января 1755 года указом императрицы Елизаветы Петровны.
Разница с Европой почти в 700 лет не может не иметь значения. Подавляющее большинство населения России в 17 веке было неграмотным. Упоминаемый выше М.Е. Салтыков – Щедрин писал о помещичьей среде:
«Образовательный уровень помещичьей среды был еще менее высок, нежели материальный. Только один помещик мог похвалиться университетским образованием, да двое (мой отец и полковник Туслицын) получили довольно сносное домашнее воспитание и имели средние чины... Нечего греха таить, не честолюбивый, смирный народ был, ни ввысь, ни вширь, ни по сторонам не заглядывался. Рылся около себя, как крот, причины причин не доискивался, ничем, что происходило за деревенской околицей, не интересовался, и ежели жилось тепло да сытно, то был доволен и собой, и своим жребием».
Что же говорить о простом народе, если их владельцы, дворяне, не отличались ни особенно высокой культурой, образованием и, естественно, религиозностью, воспринимая ее только как ряд непременных традиций обрядового характера.
Даже в 1897 г. в России было всего 21,1% грамотных. Исключи¬тельно резко выступает различие в грамотности мужчин и жен¬щин, городского и сельского населения. Так, среди мужчин гра¬мотных насчитывалось в 2,3 раза больше, чем среди женщин. Показатели грамотности населения Кавказа, Сибири и особенно Средней Азии в значительной степени отставали от соответствую-щих показателей по Европейской России.
Чтобы не обвинили автора этих строк в предвзятости и тенденциозности, отмечу, что в процессе исторического развития, далеко не все страны той же Европы обладали высоким уровнем культуры. Связанно это было с экономическим хозяйственным развитием стран.
В XV веке уровень математической грамотности в странах Западной Европы существенно различался. В Нидерландах он составлял примерно 72%, а в Германии – 40%. Нидерланды в то время стремительно развивались на основе торговли и морского дела, связанного с ней. В Германии же начался процесс разложения цехового производства. Вместо грамотных ремесленников-мастеров, зарождающейся мануфактуре требовались только рабочие руки Кроме того наличие крепостного права не способствовало поднятию культуры.
Самые низкие результаты были на Юге Италии – всего 18% жителей региона умели считать.
В Испании, например, ещё в 1860-х годах из 72151 муниципального советника 12479 не умело ни читать, ни писать. В числе неграмотных насчитывалось 422 мэра и 938 их товарищей.
Но, сформированное на основе античной грамотности и культуры, христианское религиозное мировоззрение сохранило характер осознанной веры, опирающейся на понимание церковных догматов.
В России более или менее грамотное в религиозном отношении население представлено было старообрядцами. Испокон века старообрядцы гордились своей книжностью, грамотностью и дотошным, скрупулезным богословствованием (начетничеством). Грамоте старообрядцы учились с трех лет, и к четырем читали Псалтырь. Дьякон наизусть обязан был наизусть знать весь Псалтырь и Апостол, а священник – еще и Евангелие.
До 1917 года старообрядцы издавали самую разнообразную литературу по вопросам церкви и культуры, несколько периодических изданий. Среди них журнал "Изборник", газеты "Голос старообрядца", "Народная газета".
По-моему выводы вполне очевидны. Грамотность населения напрямую связана с его верой и религиозностью. Это не значит, что ученые должны быть самыми верующими. Нет. Наука спорит с верой, заставляет ее пересматривать догматы, на которых основана, и отказываться от них в пользу науки. В период, когда наука только начинает свое познание мира, народы, воспринявшие религию как мировоззрение, должны понимать это мировоззрение не как привычку, регламент и ритуал, а как твердо усвоенные ясные убеждения. Вера, воспитанная на суевериях и привычке, никогда не будет убеждением. Отказаться от нее очень легко и защищать ее нет необходимости.
В силу своего неразвитого мышления, русский крестьянин был невежественен религиозно. Он верил с равной силой и в Христа-Спасителя, и в Царствие Божие и в то, что сретенская свечка-защита от бесов, и в то, что ставя свечку, нельзя ее расплавлять снизу, потому что «ноги Христа поджигаешь», и в то, что гроза-это Илья пророк. Такого количества религиозных суеверий не встретишь ни в одной конфессии. И что самое печальное - возврат к вере православной всколыхнул именно эту невежественную суеверную среду, вызвал возрождение массы давно забытых, ничем не объяснимых, мифов, сказок глупых страхов, абсолютно никак не связанных ни с Евангельским учением, ни с Христом.
Стоит ли удивляться, что в селах старушки до сих пор считают, что Николай Угодник в митре – это Зимний Никола, а без митры – это Никола Летний. Невежество есть самый верный спутник суеверия, далекого от духовно-нравственных принципов христианства.
Сейчас в нашей стране планомерно ведется возрождение религиозного сознания, но как это ни странно, не через развитие христианского религиозного миропонимания, а только через внешнюю атрибутику, через конфессиональные признаки. Это головные платки у православных, хиджабы у мусульман, купание в проруби на Крещение, соблюдение постов, особенно жестких в исламе, удлинение служб, с включением монастырских правил. Планомерно внедряется ритуал вместо нравственных принципов. А ритуал – это уже не вера в прямом смысле слова, а регламентация и несвобода, связывающие личность и не позволяющие ей видеть реальный мир. Нужно было бы помнить, что многие внешние признаки религии вызваны особенностями далеко отстоящих от нас веков. Современный образ жизни населения изменился. Изменился рацион питания, время, посвященное профессиональным обязанностям, нормы и формы одежды. Необходимо учитывать эти изменения и возрождать не Средневековье, а разумность, чтобы не вести себя как фарисеи, которых обличал Христос: « Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты; так и вы по наружности кажетесь людям праведными, а внутри исполнены лицемерия и беззакония».
Сейчас Европа стремительно уходит от религии, считают многие. Но на самом деле Европа уходит от ритуала, от жесткой регламентации жизни и поведения. Даже если уход связан с материальными интересами: нежелание платить церковный налог. Решимость в уходе от привычной обрядовой стороны религии диктуется новым пониманием веры как свободного истинно христианского духовно-нравственного очищения каждой личности через внутреннюю свободу. Не путать эту свободу с неконтролируемым поведением, с разнузданностью, с хамством. Внутренняя свобода – это свобода от страхов наказания за невыполнение ритуала.
Но у нас веру пытаются внедрить именно в тех формах, которые стали лишними европейцам, опять-таки через отказ от науки и свободы. Регламент и жесткий прессинг в исполнении обрядовой стороны веры, подкрепленный государственной защитой ( закон об оскорблении религиозных чувств). И не важно, что» Бог поругаем не бывает», и что истинно верующего оскорбить в его чувствах к Богу нельзя, главное – чтобы боялись. И как ни странно, это удается. Верующие с большой охотой начинают отвергать научные данные, налагать на себя посты, прикладываться к мощам и отправляться в крестные ходы.
В полемике с разумом и атеизмом наши верующие обычно прибегают к железному доводу: ведь наука – это тоже вера. Согласимся. Да, обычные люди просто верят научным данным, потому что ни один человек не способен стать специалистом во всех областях, «пощупать и потрогать» изучаемый предмет. Но наука имеет доказательства. И этим объясняется ее победа над религией: выводы науки ДОКАЗУЕМЫ и имеют практическое применение. Что же касается религии, то в отношении нее слово «схоластика», когда-то имевшее глубокий теософский смысл стало нарицательным, иными словами подтверждающим ничем недоказуемую полемику.
Когда-то религиозная вера была единственным источником познания, но с расширением кругозора, опыта, с появлением новых фактов и гипотез, наука вытеснила религиозность в привычку верить определенным догматам той или иной религии, не требуя их доказательств.
Если здраво отнестись к тому и другому, то наука останется средством достижения прогресса, средством воспитания и усовершенствования общества, познанием скрытых тайн мироздания. Вера же религиозная должна остаться частным делом каждой личности, поскольку спорить с наукой не в ее силах, но в ее силах – очистить внутренний мир слабого человека, научить его жить и принимать мир таким, как он есть через защиту Бога.
Но нынешние социально-экономические отношения в обществах всех типов не выдерживают противоречий между традицией и свободным развитием. Капиталу нужно сохранить свою власть и привычные отношения. Поэтому первой задачей элиты становится лишение человека просвещения, ограничение его образования приобретением трудовых навыков и возвращением устаревших традиций и обрядов.
Все совершается по давно отработанной схеме: материальное обнищание, возвращение религии в виде внешних атрибутов давно ушедшего прошлого под видом истинного доказательства веры и приведение населения к покорному смирению через веру в Бога.