Кармен с Молдаванки.

Идя на постановку Константина Богомолова, стоило ожидать, что на сцене будет происходить что-то очень резонансное и аутентичное. И как бы не готовили себя зрители, некоторые новаторства худрука все равно оставили много вопросов.

О неоднозначности спектакля «Кармен» пермские и московские (многие приехали поддержать Богомолова) гости поняли, как только зал погрузился в темноту — на экране появились титры «певцы будут петь по-французски, поэтому здесь изредка будет идти перевод, чтобы вы хоть что-то поняли».

Еще до конца премьеры в Сети начали появляться отзывы зрителей премьеры. Вот, что писал Телеграм-канал «Антиглянец».

«Даем прямое включение из Пермского театра оперы и балета, где идет премьера „Кармен“ в постановке Константина Богомолова. Ну что, Константин Юрьевич снова хочет скандала. Судите сами, вот вам пара деталей, помимо фоточек. Хосе получает вместо цветка засохший использованный тампон, среди героев имеется еврей ежик, действие происходит в Одессе 1913 года. Много шуток, которые можно трактовать как антисемитские».

Сами критики предпочитают не давать прямой оценки, говоря лишь что-то в духе «очень специфическая постановка». Примечательно, что талант актеров и оперных певиц не вызвал сомнений и вопросов — пермские и московские артисты прекрасно справились с задачей. Неоднозначные впечатления спровоцировало лишь авторское «я так вижу».

А видел Константин так: действие оперы происходит в Одессе, а сама Кармен стала еврейкой с Молдаванки. Героиня в финале погибает под звуки бензопилы.

То, что все виды искусства давно уже работают по заказу, никого не удивляет. Удивляет характер заказа и смысл, который вкладывается в этот заказ: то ли превращение зрителей в дебилов, то ли превращение в помойку самого искусства. Когда вам предлагают «собственное видение» и собственное понимание, то недаолек тот день, когда нам свое видение будут поставлять прямо из «Канатчиковой дачи». А что? Искусство свободно и теперь никого не должно воспитывать или учить. Нести хорошее, доброе, вечное — это не о нынешнем искусстве.

Вот откровенничает Анастасия Вертинская:

«В какой-то момент я поняла, что не хочу… (оставаться в профессии киноактера). А кого мне играть? Маму киллера?! Вы можете представить меня в этой роли? Я в фартуке готовлю на кухне. Приходит домой мой сын – киллер. Я говорю: «Сынок, хочешь чаю?» А он: «Мама, отвали, не сейчас». Ну и что это? Зачем? Не попадаются мне хорошие сценарии и пьесы. В театре я больше не хочу выходить в ролях «от-кутюр»...

Мне хочется живой образ, каким, например, была моя героиня в фильме «Безымянная звезда». Конечно, бывали ошибки. Например, помню, как в годы перестройки снялась в фильме Васи Пичула «В городе Сочи темные ночи». Сыграла в эпизоде алкоголичку. Сделала у стоматолога железные зубы, подложила под щечки ватку, нарисовала мешки под глазами. И зачем? Не знаю. Эта работа никому ничего не дала. Конечно, многие артисты рады любой возможности промелькнуть на экране. Пытаются догнать поезд славы, который уже давно ушел. »

Интересно, живой ли образ у новой Кармен? Можно подумать, что так и мыслят новые режиссеры. Очень эпатажно, очень скандально, а значит свежо и живо. 

Впрочем, поставить можно все, что придет на ум. Вопрос только в том: а для чего и зачем?

Мы почему-то перестали задавать себе и деятелям искусства эти простые и основные вопросы.

Если это политический протест или вызов всей нынешней жизни, то он должен рядиться в одежды вызова и эпатажа с умом, чтобы можно было различить, кто есть кто и что ведет к чему.

Если это новый эмоциональный толчок к новому катарсису, то он тоже должен пробуждать эмоции иного порядка, чем неудовольствие от того, что наступил на очередное г.

Если это символизм и иносказание, то позвольте хотя бы элите понять их.

К сожалению, наше новое искусство ничего под собой не имеет: ни протеста, ни обличения, ни символа, ни эмоций. Оно просто прикрывает полную бездарность тех, кто хорошо устроился у корыта госзаказа. 

Вызов вызовом, неординарность неординарностью, но на деле все эти модернизации прикрывают пустоту. Эдакое театральное новое платье короля. И даже не голого режиссера оно прикрывает. Оно прикрывает ту черную дыру, которым некогда было искусство.

А потом мы удивляемся, почему в Эрмитаж пишут письма с требованием закрыть обнаженные скульптуры классики или создать отдельный зал для тех, кто 18+.

Искусство, как и религия, как этика и эстетика не может быть свободным потоком сознания, не может принадлежать бездарям и пошлякам, уверенным, что они что-то из себя представляют, потому что конъюнктура и циничный расчет некоторых политиков подняли их на вершину даровой манны небесной.

Наша публика далека от высокой культуры, а нынешнее искусство ее опускает еще ниже, превращая ее во всеядного потребителя, позиционирующего себя любителем искусства.

Сейчас пустующие муниципальные театры наполняют бесплатно получившими билеты пенсионерами, многодетными мамами и прочим людом на дотациях или нашедших билеты со скидкой на всевозможных сайтах типа Библиофил. А если исключить их из числа зрителей? 

Театр позиционирует себя элитарным зрелищем. Он не доступен в своих замыслах и трактовках для широкой публики. Но, похоже, что он недоступен уже пониманию и избранной публики.

Поддерживать искусство государственными субсидиями, это разрушать его. Тем более, что масса населения не имеет доступа ни к какому виду эстетического воспитания и знанию классического искусства. Такой традиционно невежественный зритель через новое искусство может только и дальше погружаться в традиционное невежество незнания и эстетической неграмотности.

Для кого и для чего нужно эпатажное искусство? Для просвещения масс в цинизме и наглом вызове? Да они, эти массы, только тем и живут. А прекрасное для них как свет давно угасшей звезды: далеко и непонятно.

Какой вывод? Нашей интеллектуальной элите не дозволено жить без кнута и пряника, без цензуры и выговоров за провальный некассовый фильм.

Наша творческая элита понимает свободу только в одном измерении: бесконтрольно тратить деньги и самой ничего не делать. Наше кино и театры должны быть отлучены от госкормушки, как когда-то этого лишилась православная церковь.

И причина очень проста. Для подлинного творчества нужны талант  и высокое чувство долга. А где их взять у прикормленных бездарей? Остается одно: делать театр площадкой для эпатажа и вызова, пощечиной общественному мнению, как это происходило в начале 20 века.

Но те далекие любители пощечин, очень быстро становились мудрыми творцами, потому что им было что сказать и куда звать общество.

Наши же бездари умеют только раздавать пощечины. А куда-то звать и чему-то учить им самим невдомек.

При таком подходе для тех, кто как-то выбрался на лицезрение новых осовремененных пьес, все прекрасно и замечательно.

Та же Анастасия Вертинская в своем интервью заметила:

«Не хочу смотреть на артистов, которые ходят по ток-шоу и рассказывают, с кем они спали. Это противно! На самом деле, сколько и от кого ты сделала абортов, нужно произносить в церкви, а не в студии. Но сейчас за деньги можно все. Сначала был мемуарный эксгибиционизм, а потом это вышло в массы».

Но похоже, что эксгибиционизм стал уже новым словом в искусстве.