Конец эпохи белых христиан?
В городке Манси в юго-западной части канадской провинции Онтарио за одну ночь сгорели сразу две церкви.
По данным ТУ СTV, основная версия полиции — поджог.
_____________________________
Американское новостное агентство Associated Press обвинило Францию в разжигании ненависти и волне исламистских террористических атак, которым она подверглась.
"АП объясняет: почему Франция разжигает гнев в мусульманском мире? Его жестокое колониальное прошлое, стойкая светская политика и жесткий президент, который считается нечувствительным к мусульманской вере, — всё это играет свою роль", — говорилось в материале, опубликованном в "Твиттер" AP.
Белые граждане всех стран, воспитанные христианством и европейским либерализмом все еще считают себя главной движущей силой истории и потому в упор не замечают назревающих перемен, хотя зрели они не вчера и даже не позавчера.
Одни свергают Лукашенко, другие бунтуют против масочного режима, ужасаются цифризации и ищут в конспирологии объяснений нынешнему внезапному пандемийному бедствию.
Но приглядываться и думать нужно было еще в момент разрушения Советского Союза. А там очень наглядно проступил контур будущих движений народных масс. И движение это ознаменовалось не тем, чем всегда гордились революции: «верхи не могут, а низы не хотят жить по-старому. Усиление эксплуатации народных масс и падение их уровня жизни.»
Уж как ни старались разрушители провоцировать недовольство, создавая дефицит, очереди в результате безалкогольной компании, даже карточный режим и денежные реформы, но народ откликнулся только на один призыв, да и тот, с условием сохранения социализма и единой страны СССР, то есть народ протестовал не против тех главных столпов советского образа жизни, а пожелал просто больше демократии и социализма, как обещал Горбачев.
Но вот окраины откликнулись в ожидаемом режиме: они захотели вернуться к истокам своего бытия. И вернулись. Киргизы и калмыки среди поселков и степей раскинули свои шатры из войлока с коврами и стадами баранов.
Северные народы переселились из квартир в чумы и пересели с вездеходов на оленьи и собачьи упряжки, гордясь меховой одеждой и отсутствием бань.
Кавказские республики потихоньку-полегоньку одели своих женщин в хиджабы, длинные платья и сказали, что жен теперь у уважаемых людей может быть и две и даже три.
В головах и умах кавказцев прочно поселились Коран и лезгинка, которые они стали навязывать всему миру вначале в виде террористических актов и нарушения ПДД в столице, но в виду дотаций из этой столицы, удачно прикрылись свободой в российских регионах и строго призвали этих самых россиян соблюдать у них в республиках их традиции и нравы.
Но белому христианскому населению все это представилось всего-навсего свободой выбора и сохранением традиций, несмотря на нарушение общего законодательства. Кавказ-то далеко, а туристические места приносят доход. Так что с гостями местное население там, скрепя сердце, считается.
Вернулись к своим истокам и российско-русское население. Вспомнили о православии и суевериях. Обратились к языческим славянским традициям. Ну и что, что кому-то это кажется деградацией. На вкус и цвет…
А Европа шла вперед, закрыв глаза, вводила правила толерантности, объявляла некую нетрадиционность во всех сферах вполне допустимым, так как у человека есть личная свобода быть мужчиной или женщиной, любить по принципу разницы полов или иначе, отказываться от гендерных ограничений. И при этом свято верила, что переселившиеся из Азии и Африки мигранты, услышав о великом начинании -о мультикультурализме, сейчас все станут грамотными, толерантными и уважающими личную свободу каждого, особенно в плане светскости.
Совсем как глупый коллежский асессор, но только уже не российский, а европейский. Что делать, иногда и передовым народам приходится пожинать плоды своей глупой неосмотрительности.
Некоторый коллежский асессор, получив власть, вдруг почему-то сообразил, что она дана ему не напрасно. А так как начальники, облекшие его властью, ничего ему на этот счет не объяснили, то он начал додумываться сам. Думал-думал и наконец выдумал: власть дается для искоренения невежества. «Уж больше столетия, — сказал он себе, — как коллежские асессоры искореняют русское невежество, а толку все нет. Отчего? А оттого, сударь мой, что не все коллежские асессоры в одинаковой силе действуют. Много есть между ними мздоимцев, много прелюбодеев, много зубосокрушителей и очень мало настоящих искоренителей невежества. Начнет истинный искоренитель искоренять, а невежество возьмет да за полтинник откупится. А надо так на невежество нажать, чтоб ему вздыху не было, чтоб куда оно ни сунулось — везде ему мат».
И как только решил про себя «Выдумщик», какая ему задача предстоит, так сел за письменный стол, да с тех пор и не выходит оттуда. Не пьет, не ест, не спит — всё «нерассудительные» выдумки выдумывает.
Строчит с утра до вечера; но так как он и сам не понимает, что строчит, то все выходит у него без связи, вразброд. То вдруг, с большого ума, покажется: оттого в России невежество, что община по рукам и по ногам мужика связывает, — и вот готов проект: общину упразднить. То вдруг мелькнет: оттого царствует невежество, что в деревнях хороших племенных жеребцов нет, — немедленно таковых приобрести! Или вздумается: истинное основание русскому невежеству полагают кабаки — сейчас резолюции: кабаки закрыть, а вместо оных повсеместно открыть торговлю печатными пряниками. А наконец и еще: куда были бы мы просвещеннее, если 6 мужики сеяли на полях, вместо ржи, персидскую ромашку, а на огородах, вместо репы, морковь! И опять резолюция: дать знать, кому ведать надлежит, и т. д.
Но беда в том, что невежество упорно. Недостаточно сказать ему: «В видах твоего искоренения необходимо упразднить общину». Надо, кроме того, еще сделать его способным к восприятию этой истины. Иначе, пожалуй, оно и того не поймет, с какой стати его невежеством зовут и зачем непременно понадобилось его искоренить. Каким же образом добиться, чтобы невежество сделалось способным к восприятию? Думал-думал коллежский асессор и наконец хоть и с болью в сердце, но пришел к заключению, что самое лучшее средство — это экзекуция! «Конечно, — рассудил он сам с собою, — это то же самое, что в древности называлось «поронцами», но ведь одно другого дороже: или церемониться, или достигать! Поронцы, так поронцы!»
Европейцы, правда, поронцы не ввели. Зато по привчыке к свободе стали карикатуры на мусульманских пророков рисовать, муэдзинов запрещать, а за одно и девочкам в школе запрещать хиджабы с никабами.
Своим гражданам тоже кое-что запретили, не взирая на свободу слова и личные пристрастия. Запретили отрицать Холокост, но порекомендовали приравнивать фашизм к коммунизму, благо управление авторитарное, а что цели и методы разные, так это детали. Запретили осуждать однополые отношения, запретили воспитывать детей н основе гендерных различий, наказывать их и требовать дисциплины, запретили высказывать симпатии девушкам и женщинам на улице, а в помещении симпатию объявили харассментом, хотя все, что было нужно – это позволить женщинам открыто разделять приставания, шантаж и симпатию и определять что есть что, как когда-то в добрые старые времена, когда домогательства при употреблении власти никогда не равнялись с симпатиями и свободой.
Вводили они, вводили мультикультурализм, приучали-приучали к толерантности не там, где надо и остались как тот начальник, с одной общиной, то есть с классами и соответственно, богатством и бедностью.
Одна только община о сю пору цела стоит: видно, уж сам бог ее бережет!
И пока европейцы приучали мигрантов к европейским свободам, в стране, где цветное население с самых тех пор, как образовалось государство в Северной Америке, жило в одном культурном пространстве с белыми, давно усвоив и этику, и эстетику, и веру и цели белого населения , неожиданно осознало, что попало оно в Америку отнюдь не из Европы. И начался тот же самый процесс возврата к истокам, что и в России.
Убийство черного правонарушителя, возмущение неравенством и материальным, и культурным, демонстрации против расизма, - все это привычно и обычно.
Но дальше все стало необычно, начиная от разрушения памятников белым рабовладельцам до выступлений BLM или Black Lives Matter – «Жизни черных важны». При этом вовсе никто из активистов этого интернационального движения, которое сформировалось в США, не говорит о том, что жизни белых также важны.
Впервые Black Lives Matter заявили о себе в 2013 году также во время уличных протестов и беспорядков, которые стали ответом на смерть Эрика Гарнера и Майкла Брауна. Активисты принимали участие в маршах в честь погибших афроамериканцев Фреди Грея, Сандры Бланды, Вальтера Скотта, Джонатана Феррелла.
"Антирасистское" движение BLM это уже не просто перераспределение благ от одних к другим. Это уходящая вглубь идеологическая обработка для упразднения европейской цивилизации как таковой.
Движение внедряет в мозг цветного населения довольно простую истину: вы, черные, должны были жить по своим законам черной Африки, а вы живете по законам белых. Ваша задача освободиться от многовековой раны, нанесенной белыми колонизаторами.
«Род Дреер, американский журналист (белый) пишет о страстях, возникших в их семье и своей чернокожей жене, которая всю жизнь прожила в обеспеченной семье, училась в частных школах и получила высшее образование в университете "Лиги Плюща":
Моя жена хочет, чтобы дочь «унаследовала рану», как выразился Томас Уильямс (Томас Чаттертон Уильямс из книги «Автопортрет в черно-белом» - прим. автора). Почему моя жена хочет, чтобы наши дети «унаследовали рану»? ..... Моя жена эту рану не унаследовала, а посему почувствовала себя «не подлинной чернокожей».
Автор этих строк очень обеспокоен тем, что на белую цивилизацию надвигаются черные орды.
Когда у нас рухнул социализм, наши окраины и даже Средняя Азия успешно вернулись к своим первобытным традициям.
А Наш из ЮАР недоумевает: « первое, что сразу хочется уточнить: а какое такое благополучие должно быть в вашем, черном понимании? В век всемирной цифровизации по-прежнему пользоваться копьями? Какой ваш идеальный, "небелый", мир?»
Вот такой и скрывается, как у наших чукчей и эвенков, как у киргизов и калмыков.
Впрочем, белый критик, видимо плохо знает этнографию и историю. BLM совсем не случайно говорят о том, что у черных иной менталитет и иной тип культуры, а с ней и возможной цивилизации, если б им дали право и время к ней идти естественным путем при торговом и культурном справедливом обмене, а не на основе неравенства колониальной политики Европы и Америки.
На момент, когда Энгельс писал свой труд «Происхождение семьи, частной собственности и государства» он пользовался сведениями из книги американского этнографа и историка Льюиса Г.Моргана «Древнее общество, или Исследование направлений человеческого развития от дикого состояния к варварству и далее к цивилизации»
И Энгельс, в отличие от нынешних всезнаек прекрасно понимал, что африканские племена прошли большой путь по созданию своих общин и племенных союзов, традиций и условностей. Это не были первобытные племена каменного века, и многое в их традициях не мешало бы взять и белым.
Нравится ли белым пробуждение расового сознания или нет, но оно происходит и нам полагалось бы думать не об этом, а о том, что рано или поздно старый образ жизни разрушится и придет нечто совершенно новое.
Наверное, так переживали древние римляне по всей империи, когда рабство вдруг стало источником разорения и разрушения привычного образа жизни.
И не только потому, что раб будто бы умирал от голода и непосильной работы. Все с точностью до наоборот. Римская империя показала самый высокий уровень жизни на тот момент, хотя и были внутренние противоречия, которые на самом деле ее и разрушили. Но началом недовольства стал избыток благополучия и нежелание с ним расставаться. Как отражение этой ситуации к нам пришло выражение «хлеба и зрелищ», причем не от нищеты, а от праздности. И то, и другое – как даровой стимул для радости жизни.
Конечно, смена формаций должна была иметь место. Она и произошла. Но вот внешние атрибуты этой смены никак не тянули на революционную ситуацию. Ее и не было.
Похоже, что мы сейчас у той же черты. Все наши бурные протестные движения, весь религиозный и этнический ажиотаж, есть бессмысленные претензии к форме, но не к содержанию. Наша повседневная агрессия и нежелание ни за что нести ответственность потихоньку подтачивают сам дух нашей цивилизации, основанной на социальном равенстве и личной свободе и на свободе совести.
Греф недавно заявил: «Я не думаю, что мы полностью вернемся к доковидной жизни, очевидно, что ковид нас заставил теперь соблюдать — боюсь, навсегда — дополнительные меры безопасности, носить маски — это элементарная культура».
Наивный человек. Маски еще не означают, что мир станет другим. Другим он станет не из-за масок.
Когда-то мы видели нашу милицию в красивой форме и всегда с открытыми лицами. Солдаты строем ходили по нашим улицам с песнями и не имели ничего тяжелее скатки из шинели.
Когда-то в наших школах нельзя было угадать, кто по национальности тот или иной ребенок, а в Европе мигранты были только алжирского происхождения и то, в силу государственного единства Франции и Алжира.
А теперь мы видим ОМОН в балаклавах, полицию в бронежилетах и шлемах с оружием.
Дети своей одеждой демонстрируют рознь и имущественную, и национальную, а улицы Европы заполнили выходцы из стран Азии и Африки.
И мы знаем, что это новая эпоха и несмотря на уровень жизни, она гораздо более жестокая и более чревата стрессами и депрессией личного характера, чем та, ушедшая.
Не знаю как кому, а нам было неуютно в прекрасной Равенне в районе вокзала, где на тебя озирались темнокожие. Или на улицах испанской Лериды, где черные иногда посылали тебе не только взгляды но и агрессивные реплики, потому что местное население в эти районы не заходило, хотя именно там были исторические памятники.
Пандемия обострила эти противоречия. И если бы дело было только в ношении масок и сохранении мира таким как он был раньше, то наверное, на эти маски согласились бы все.
Но боюсь, что уже не маски, а балаклавы придется носить в некоторых регионах, чтобы не слишком отличаться от черных и от мусульман.
Наш благополучный мир носит во чреве своем огромный заряд агрессии и ненависти ко всему и всем. Он, при всем своем благополучии, имеет все те три признака революционной ситуации, но с исключением из них главной части, об угнетении классовом и о материальных бедствиях. Эта часть постоянно затирается всеми средствами и пропагандисткими реляциями, хотя мир ничуть не стал более справедливым, свободным от угнетения и классовой розни. Ему никто об этом не хочет говорить. Но так или иначе именно несправедливое устройство капиталистического мира ведет к диким распрям религиозного и расового характера.
Футбольные фанаты готовы просто так бить и уничтожать. Оппоненты за того или иного лидера доходят до умопомрачительных схваток ничем неоправданной агрессии.
Родители восстают на учителей. Пациенты – на врачей. Дети ненавидят друг друга. Православные не могут поладить между собой, а верующие смотрят на тайных бесов на всех, кто не с ними.
Это мелочи, но уж слишком массовыми они стали, чтобы не замечать, как вместо приветливости, взаимопонимания и взаимоуважения в нас поселяется злость и нетерпимость.
Мир устал. От чего? От цивилизации белых христиан? От классовой и национальной розни? От бесперспективности будущего для большинства из живущих ныне?
Срабатывает фактор, долго отдаляемый классовыми противоречиями , политическими распрями и борьбой за свободу и демократию, фактор усталости от прогресса и борьбы за главное в этой эпохе: материальное благополучие.
« Весь мир насилья мы разрушим, а затем, мы наш, мы новый мир построим». Но есть ли этот будущий новый мир?
Кто-то мечтает о цифровом единстве всего мира. Но человечество живет по иным законам, чем физики и айтишники. Чтобы создать новое, нужно разрушить старое. Даже Христос знал эту диалектическую истину: «Не вливают вино новое в мехи старые». Вот только нового вина пока нет ни у кого. Мехи подготавливают, а о вине не заботится никто.