Мутные зеркала воспоминаний или...
как полезно иногда читать мемуарную литературу.
Недавно внимание привлек один пост, но приведу из него только одну выдержку:
Я как-то не очень уважаю мужчин, которые на старости лет вдруг садятся за воспоминания, в которых основное место отводят своим амурным похождениям. Характерно, что своих любовниц называют по имени-фамилии, не считаясь с тем, что у них уже давно своя жизнь, семья и т.д. Довольно неприятное впечатление осталось по этой причине от книги Андрона Кончаловского.
А теперь вот еще и на мемуар Юрия Шерлинга наткнулся:
И тогда она сказала, что она – пианистка Нина Коган, дочь знаменитого скрипача Леонида Когана, лауреата международной премии, Ленинской премии и так далее. Я торопился улизнуть: «Ну я поехал, привет-привет». Она возразила: «Ну зачем тебе ехать на этой машине? Пойдем в гараж!» В гараже стоял «Мерседес-600»! Там стоял «Пежо-404»! Плюс какие-то мотоциклы, еще что-то, а вокруг бегали два сенбернара и простирались три гектара земли – вот как жил этот человек. Никакой Крез не мог себе позволить жить так, как наш лауреат Ленинской премии».
«Девочка моя вернулась с конкурса и привезла мне свой первый презент: светло-голубой вельветовый пиджак с потрясающими разводами. Тогда же режиссер Александр Митта пригласил меня работать над фильмом «Арап Петра Великого».
Пот «Мемуары» Пишет Андрей Мальгин (avmalgin)
А вот еще одни мемуары, Галины Вишневской из книги «Галина» и из статьи В.Бушина «Филимон и Бавкида»
"Ты гениальный виолончелист!.. Ты грандиозная личность!.. Ты уникальный субьект!" Но в то же время обстоятельно, дотошно рассказывает, как он годами, десятилетиями из каждой заграничной поездки тащил домой все, что мог.
"Дождалась! Вечером 17 марта (1956 года) он вернулся из Лондона... И вот, как у фокусника из волшебного ящика появляются всевозможные чудеса, так из славиного чемодана полетели на меня фантастические шелка, шали, духи, и еще какие-то невероятно красивые вещи...Наконец вывалилась оттуда роскошная шуба и упала мне на колени. Я только ахала, а сияющий Слава ходил вокруг... Его просто распирало от гордости и удовольствия, что он такой замечательный, такой богатый муж, что смог преподнести мне такие красивые вещи, каких нет ни у одной артистки Большого театра." "Теперь тебе легче будет рожать. Как только станет очень больно, ты вспомни про какое-нибудь красивое платье, и всё пройдет."
"Слава набрался в Америке новых "прогрессивных" идей и привез оттуда огромный запас детского сухого питания, пластиковые бутылочки, соски и очаровательные платьица ".
"Вся мебель на даче и в Москве (в четырехкомнатной квартире, 100 квадратных метров), посуда, бельё, холодольники, машины, рояли (сколько?) - всё было привезено из-за границы, даже крышу для дачи мы купили в Голландии. Всю одежду для себя и детей я везла из-за границы вплоть до ниток на платья. Везла растворимый кофе, колбасу, кастрюли и стиральный порошок."
"Слава купил огромную машину "лендровер". Я всячески уговаривала его не обзаводиться еще одной лишней вещью".
"Перестань, нам уже ничего не нужно. Ты купил третью машину (как уже сказано, по некоторым сведениям, четвертую), Остановись, посиди дома, с детьми позанимайся..."
И еще одни мемуарист, Андрон Кончаловский « Низменные истины», полные описаний не роскоши материальной, а роскоши духовной.
Мы жили на пятом этаже. У нас была трехкомнатная квартира, вещь по тем временам почти нереальная. Прав да, и нас уже было немало: папа, мама, трое детей, няня-испанка, из коммунистов- испанцев.
В этом доме жили лауреаты Сталинских премий, жили уцелевшие после довоенных сталинских чисток и жертвы чисток грядущих. Жил очень крупный дипломат, еще литвиновской школы, прокурор, потом посол в Англии Майский. Жил Борис Горбатов со своей женой Татьяной Окуневской и дочерью Ингой. Про Ингу во дворе ходили слухи, что на самом деле она дочь Тито. Жил Илья Эренбург; помню его, приезжающего на своей американской машине. Из машины нырял сразу в подъезд, в свою квартиру – писать статьи. У него всегда было угрюмое лицо; думаю, он не очень любил социалистическую действительность, настоящая его жизнь была где-то ТАМ, в Европе.
Мысли и мечты были в Европе не только у Ильи Оренбурга. Ими, как видно одержимы были все по настоящему русские люди, патриоты.
Дед мой, Петр Петрович Кончаловский, был человек глубоко русский, но без Европы не мог жить. В его доме все дышало Европой, не говорю уж о том, что в живописи он был сезаннистом. В первый раз он ездил в Испанию где-то в самом начале века вместе со своим тестем Василием Ивановичем Суриковым. Они писали эскизы по всей Европе.
Дед жил как русский мелкопоместный дворянин конца XIX века: разводил свиней, окапывал сирень и яблоки, брал мед. У нас была лошадь, Звездочка, я умел ее запрягать. Была телега. Были две коровы, бараны. Уклад жизни был суровый, но добротный, основательный.
В людской топилась печь, хозяйничала Маша, наша няня. На Петров день приходили крестьяне, приносили деду в подарок гуся. В ответ выставлялась водка, начинались разговоры про старую, дореволюционную жизнь, когда имением владел Трояновский. С мужиками обычно приходил и председатель колхоза, он тоже был из местных»
Ну, что сказать? Раз русскому барину в родной отчизне уготовано сталкиваться только с мужиками и председателями колхоза, а в столице с такими типами, как В. Маяковский и Л.Толстой, ( «Дед мой не пустил в дом Маяковского, прадед выгнал Льва Толстого», ) то поневоле будешь мечтать о Европе, где аристократы, князья и графы, хоть и нищие, но зато высоко интеллектуальные.
Мемуарная тема и в самом деле стала популярна. Это не дневники и не письма, в которых человек открывает свою душу и чувства. Это мемуары, писаные для читателя. А читателя нужно удивить и поразить. И ведь вот странность, в советский период мемуары писали на темы работы, подвига, идейного прозрения и перерождения. А теперь можно поговорить о другом: о роскоши в которой жили, о любви к Европе, о том что Растропович возил из Европы не столько награды, сколько детское питание, обои, краску и, конечно, машины, что мало выдающаяся как музыкант, дочка Коганов и Ойстрахов отличалась выдающимися материальными благами и любовниками.
Так когда же мемуаристы писали правду, когда говорили правду, когда творили сердцем, а не лицемерным расчетом, когда получали за свои труды Сталинские и Ленинские премии, воспевая страну Советов, или сейчас, когда получают награды от Запада и поносят ту самую страну Советов, которую так недавно воспевали?
Или вы думаете, что в развале СССР виновата только одна КПСС, где обычные труженики составляли большинство?
Нет, наша интеллигентская элита никогда не была советской. И ничего удивительного в этом нет.
Она молчала до поры до времени, шла в едином строю с народом, а сама думала, как бы обогатиться за счет него и уехать на любимый Запад. Ведь и Нина Коган, и Андрей Кончаловский давно уже живут на Западе. А когда-то Ростропович и Вишневская тоже остались на Западе, решив, что лучше покупать обои на месте, чем возить их в далекую Россию.
Человек живет тремя целями: еда, удовольствия и власть. И во всех трех целях он ищет для себя максимума комфорта и изобилия.
Объясните мне, чем не устраивала нашу интеллигенцию та, далекая советская жизнь, если у них было все: и творческий успех, и признание, и материальное изобилие, и свобода творчества?
Да-да, именно свобода, которой они в то время жаждали и за что критиковали СССР и его художественную цензуру. И о нынешней несвободе в товрчестве говорит никто иной, как поклонник Европы по наследству, Андрон Кончаловский: скандал стал частью успеха. Пробиться в известность сегодня очень просто: надо, чтобы тебя раскручивали.
Он отметил, что во времена его юности у людей были другие ценности, и тогда великие кинематографисты с нелёгкой судьбой своим примером подсказывали следующему поколению, в какую сторону двигаться.»
Так чего же не хватало творческой элите? Материальных благ? Хотелось не четыре машины, а еще и самолет? Не черной икры, а высокой кухни на золоте? Мечтали о таком замке, выступая для народа?
Однако, далеко не все так целеустремленно равались к богатству и роскоши.
Пишет сейчас умудренный опытом жизни в условиях рынка Андрон Кончаловский:
Дефицит рождает удивительное ощущение удовольствия. Когда я голодаю или держу диету, возникает совершенно иное отношение к еде и куску хлеба.
Дефицит очень важен во всем. В свободе, и то дефицит нужен, даже необходим. Как только человек имеет всю свободу на свете, он становится животным.
Впрочем, у советской интеллигенции не было даже надуманного дефицита. У нее был дефицит интеллекта и любви к своей стране.
Ни у кого из обычных граждан СССР не было и сотой доли того, чем хвалились эти новые интеллигенты: машины, шикарные квартиры, заграничные командировки по всей Европе и США, награды и творческая свобода в рамках этики и традиций.
Советские люди честно работали и честно жили, отдавая дань уважения и восхищения нашей творческой элите. Их фильмы смотрели, на их концерты ходили, их книги покупали, принося им гонорары и успех.
Материально «инженеры человеческих душ» имели больше, чем достаточно, пожалуй, больше, чем сейчас, если вычеркнуть казнокрадство на занимаемых местах. Во всяком случае, оперные дивы и музыканты исполнители неустанно приезжают на родину, чтобы заработать на концертах и преподавании лишнюю копейку, которая на Западе будет совсем не лишней.
Так что же их не устраивало?
А не устраивало их то, что уважал и почитал их простой народ, что СССР был страной для народа и хотя бы печатно и во всеуслышание прославлял рабочего человека: шахтера, сталевара, колхозника.
Нужно было писать и ставить фильмы об обычных советских гражданах, поднимать вопросы воспитания, культуры, ответственности, а так хотелось как в Голливуде: сказочно, красиво, богато.
Вот и мечтали они раньше, и осуществили сейчас великую мечту соединиться в культурном мейнстриме с западной элитой.
Дом-мечта, как называет его Галина Павловна, стоит в Санкт-Петербурге прямо напротив «Авроры». Вишневская всегда мечтала о доме на одной из набережных Санкт-Петербурга.
И конечно, понятно, что когда Мстислав Ростроповия купил жене дачу в Финляндии, то когда зашла в квартиру, огляделась и как бы между прочим бросила: «Гостиная, конечно, маловата, ну ничего!»
Советская система социализма не была такой уж страшной и тоталитарной, как пытаются нас сейчас убедить. Да, народная власть позволяла роскошествовать элите за счет народа, но в ограниченных количествах. Дворец Вишневской был на тот момент только ее несбыточной мечтой.
Да, интеллигенция, были творческой элитой и совестью нации. Но тем не менее, система была основана на народной собственности на средства производства и на полном социальном равенстве. Никакие заслуги перед народом не делали представителей элиты Ротшильдами или Рокфеллерами советского государства, королевской семьей Виндзоров, а ставили их на одну грань с доярками, сталеварами и ударниками социалистического труда.
Как не отвернуться с презрением от этой власти, если все секретари КПСС и даже, о ужас, министры культуры и члены художественных советов в большинстве своем не потомки графов и князей, а их далекий предок не постельничий у царя Алексея Михайловича, но обычные люди из народа, крестьяне и рабочие.
Не случайно самым ненавистным лозунгом Советов для интеллигенции стали слова Ленина о том, что каждая кухарка должна научиться управлять государством. А им хотелось бы быть единственными, кто бы по своему усмотрению управлял народом.
Как же так, вчерашние холопы, слуги и прислужники – во власть? Такого невозможно терпеть, а если терпеть , то с фигой в кармане, стиснув зубы и мечтая в один прекрасный день или уничтожить эту страну (как в годы ВОВ) или уехать из нее.
Правда не все уезжали и стремились уехать, отлично понимая, что там придется им не так уж сладко. Не получат они не только той советской роскошной жизни, но и возможности творить по своему желанию, а не по желанию продюсера, вложившего в них деньги.
Но когда в России рухнула советская власть, а роскошная жизнь осталась только для попсы, вот тогда и поняли многие что потеряли. Одни уехали выступать перед западной элитой.
А те, кто остался на родине, с горечью осознают, какую жалкую, подлую роль исполнили они для своей страны, помогая уничтожению советской власти.
Станислав Говорухин в конце жизни признался: «Мои фильмы, к сожалению, помогали развалу СССР» А Юрий Поляков заявил, что знай он, как используют его роман «Сто дней до приказа», он согласился бы не издавать его еще лет пять.