Писатель должен знать тему в деталях
О церкви и поповской жизни пишут много. Тема очень уж актуальная.
Но иногда писатели удивляют. Вот пишет Константин Кокорев в рассказе «Матушка». (Рассказ о насилии в семье. , очень чувствительный, но очень безграмотный)
«Я каждое воскресенье хожу в наш храм. Причащалась там, исповедовалась самому Сергею. Сегодня утром Сергей служил, а исповедовал отец Виктор, новый настоятель.»
С каких это пор матушка исповедуется у мужа? Это по канонам запрещено.
«Сегодня утром Сергей служил, а исповедовал отец Виктор, новый настоятель. Я, по глупости своей, не подумав, пошла к нему на исповедь. Сказала, мол, ругаемся. А он давай уточнять. Расспрашивать. Кажется, я сказала, что Сергей меня обзывал. Что замахнулся. Ну ведь это же исповедь. Тайна исповеди, думала я. Поэтому поплакала отцу Виктору. Мне казалось, он такой добрый. Он пожалел меня, обнял, грехи отпустил, к причастию допустил. Я поверила ему. А он… Он всё рассказал Сергею.»
А это что за вариант исповеди? Она свои грехи исповедует или мужа? Никто так далеко не заходит, потому что на исповеди не принято плакаться, а принято ругать себя, что вот я глупая, грубая, не умею мирно жить, я согрешила словом, делом, помыслом. Но вот выливать даже на попа свои недовольства другими людьми – это не исповедь. Она могла пойти на беседу, на разговор, за советом. Для этого выбирают духовника. И уж он как правило сплетничать не будет.
А исповедь в наше время – формальная процедура. Грешная и все.
Жалобы допустимы только у самых наивных, да и тех быстро приводят в разумление: говори только о себе.
Не понимаю, зачем писать такие рассказы, если не знаешь четко, как кто и чем живет. Лишь бы написать в тему.
Понятно, что бывают нарушения везде. Например, знаю такую поповскую семью, где муж принимает исповедь у своей жены. И всем это известно и все понимают, что это для удобства семейного быта. Но когда она причащается, то идет все-таки не к мужу на исповедь.
« Я пишу этот текст исключительно для себя.» Какая б женщина написала в минуту скорби слово «текст»? Только для диссертации или курсовой. Обычно в самых эмоциональных состояниях пишут «исповедь», «крик души», «откровения», но только не «текст.»
Да и батюшка какой-то «психический». Разве что потреблял на службе неразбавленную запивку, что не редкость.
Обычно ссор и криков на пустом месте не встречалось. А видеть пришлось и пьющих запойных, и ревнивых скандальных. Но жизнь есть жизнь. И между прочим, в поповской среде, скандальные семейства все-таки встречаются реже, чем в миру.
А в новых условиях, так попы не ведут смертного боя с матушками. Уходят к тем, кто мил. Матушки бегут к архиереям с жалобами. Архиереи грозят запретом, но любовь – не картошка, не выбросишь в окошко.
Есть епархии, где служат разведенные и второбрачные. Захудалые, неблагополучные епархии, куда принимают всех, кто в запрете. Лишь бы были кадры для служения.
Вот эта тема, а не тема поповского насилия, актуальна ныне.
«Свадьбы не будет, говорил он, пока не закончу семинарию».
И опять – таки, полное незнание реальности. Семинаристы никогда не ждут окончания семинарии. Куда они денутся, неженатые? Третий курс, как правило, это время семинарского ажиотажа для тех, кто не принимает монашества. Уже со второго курса ребята ищут невест. Чаще всего по расчету, иногда по рекомендации духовника и никогда по любви. Это надо бы знать. Четвертый курс обычно состоит из десятка неопределившихся семинаристов, потому что их сокурсники уже переженились и получили приходы. И семинарию оканчивают заочно. Именно в приходе все дело. Ждать до окончания, значит не иметь ни работы, ни заработка. Ведь православный священник получает приход только после женитьбы. Да и то, не сразу. Архиерей помурыжит его вначале до рукоположения несколько месяцев, может быть и полгода. Потом помурыжит в дьяконах. Тоже неограниченное время. Но зато каждый женатый семинарист твердо знает, что после получения диплома на улице не останется, а будет служить и получать зарплату.
О бедности второго священника тоже говорить смешно. И вторые и даже третьи или четвертые, всегда имеют левый доход из треб. Мир не без добрых людей.
Труднее на сельском приходе, но и там добрые прихожане прокормят.
Ох уж эти писатели! Им бы стать священниками, а потом писать. Но почему-то священники не пишут душещипательных повестей. А пишут все больше критические замечания и богословские рассуждения.
Тем более матушки. Одни нянчатся с детьми, другие с хозяйством: курами, козами, коровами, третьи в 26 лет делают себе полные очистки кожи, подтяжки лица, смотрят эротические журналы и покупают самые брендовые вещи, чтобы сидеть в них , как мусульманки, дома или у подруг.
Особенность в том, что если мусульманкам шариат не позволяет появляться на людях в модных вызывающих брендах, то матушкам не позволяют архиерейские осведомители.
Ни в ресторане посидеть, ни в караоке попеть или в ночном клубе оторваться не могут ни матушки, ни их батюшки. И не потому, что архиереи следят за нравственностью попов и попадей, а потому что могут вычислить доход этого попа. А нет ничего страшнее для архиерея, чем мысль, что его клирик имеет неучтенный этим архиереем доход.И нет ничего страшнее для батюшки, чем мысль о том, что архиерей спросит: «откуда дровишки». И лесом тут не отделаешься.
Вот и ходят матушки в епархию в затрапезе, как и все служащие епархии. Не ровен час, спросит архиерей, откуда деньги на злато-серебро и дорогую одежду. И если заподозрит неладное, то прощай богатый приход.
Так что матушкам лучше делать вид, что их батюшки бедны, как церковная мышь, а сами матушки заняты богоугодным делом — чадородием.
Но слаб человек, особенно молодой и благополучный. Хочется похвалиться благами, ниспосланными Богом. Вот иногда и попадают фотки застолий или банных мероприятий, или дочек в модном неглиже в соцсети. Но закон церкви: все, что внутри, не должно быть известно миру. Так что даже радостей инстаграма лишили попов.
Сидят епархиальные секретари и пасут каждый сайт. А потом тянут на цугундер проштрафившихся. И хорошо, если есть чем замазать архиерейский гнев. А иначе придется и в самом деле начинать вести праведную жизнь в дали от шума городского.