Таланты и посредственности
Иногда борьба за правду превращает эту борьбу в стриптиз. Тот, кто пытается самооправдаться за счет обвинения других, как бы невзначай набрасывание на весь мир некий темный покров порочности, невольно демонстрирует то, в себе, что пытается оправдать: подозрительность, нечистоплотность, сплетничество.
Обычно приходилось встречать этот прием только у не очень умных людей в бытовом разговоре. Арфистка, переквалифицировавшаяся в музейного работника на хорошую зарплату и должность, объясняет причину:
«Меня пригласили в симфонический оркестр после окончания консерватории. Но в этой сфере ужас, что творится. Грязные приставания, липкие взгляды. Даже намеки на то, что у меня будет карьера, если я соглашусь… Это ужасно, Это везде так.»
Или: «У нас в консерватории были ужасные нравы, ужасная распущенность. Но меня все оберегали. Я как невинный младенец прошла через этот ад»
А то и такое услышишь: « Защитить диссертацию? Да только переспать нужно с главным. Там все такие»
И вот смотришь на выступления симфонических оркестров, узнаешь о научных диссертациях, оцениваешь игру артистов и вспоминаешь слова знакомых. Что ж, теперь, глядя на арфисту или первую скрипку нужно полагать, что они получили эти места, потому что переспали с дирижером?
Пишут об артистке Екатерине Савиновой. Из-за того, что она отказалась переспать с режиссером Иваном Пырьевым, он стал препятствовать тому, чтобы ее снимали в кино.
И пишут, пользуясь слухами, домыслами и словами больного человека уже после ее смерти.
Но в «Кубанских казаках» снималась еще Клара Лучко, у того же режиссера И.Пырьева, гораздо эффектней и ярче Савиновой. И карьера ее сложилась вполне успешно. Так что же, думать, что ей удалась карьера из-за ее уступчивости? Или Юлии Борисовой, тоже снимавшейся у И. Пырьева, который со слов опять-таки «знающих» и видимо, державших свечку, очень любил красивых женщин?
Вот так, походя некогда обычные обывательские сплетни стали оценочными характеристиками тех или иных деятелей, судя по идеологической позиции пишущих, достойных осуждения или возвеличивания.
Читаю статью о Иване Семеновиче Козловском.
«Пройдя длинный и тернистый путь, он умудрился не омрачить свое творчество ни так распространенным в то время восторженным раболепием перед властями предержащими, ни сделками с собственной совестью, ни суетными, мелочными поступками, за которые было бы стыдно перед собой и потомками. Более того, всю жизнь он глубоко верил в Бога и веру эту не предал, несмотря на жесткое, а порой и жестокое понуждение к тому со стороны партгосверхушки!
Он не являлся белой вороной среди себе подобных. Почти виртуозно владел искусством приспособляемости к той, почившей, тоталитарной системе. Иначе просто бы не выжил. В период активной деятельности слыл весьма оборотистым мужиком: не все члены политбюро имели такое шикарное жилье, как у него, - двухэтажная квартира на улице Неждановой.
С другой стороны, даже вынужденная адаптация Козловского к существующему строю не носила характера совковой агрессивности. То есть, всегда работая локтями, он никогда не отталкивал других. Наоборот, немало способствовал, например, тому, чтобы его соперник, тоже “божественный тенор” Сергей Лемешев, смог трудиться в Большом театре. Посредственности такой поступок не под силу. Словом, умел он по жизни во всем отделять зерна от плевел и потому первых накопил несравненно больше, нежели вторых. И память по себе сохранил добрую.»
Это биография певца или пасквиль на советскую эпоху? Или все-таки стриптиз пишущего? Ведь он и его родители жили в ту же самую эпоху. И кроме Козловского были еще С. Лемешев, Г.Нелеп, Георг Отс, были замечательные певицы от Неждановой до Архиповой, от В.Левко до Т. Синявской. И что же , всех их отнести к плевелам и работающих локтями? Ведь недоброй памяти Г.Вишневская так и писала о составе оперных театров Москвы и Питера.
Вот пишет hanenya о Вл. Высоцком
Возможно, алкоголь был для Высоцкого «пропуском» в ту жизнь, которой жили его друзья и кумиры, - полную приключений и опасностей. Для окружающих он был героем и суперменом, но самому поэту хотелось большего. А может быть, Высоцкий, постоянно находившийся в атмосфере запретов и цензуры, таким образом пытался дать выход своей энергии, своим страстям. Ничего другого ему уже не оставалось: И, улыбаясь, мне ломали крылья, Мой хрип порой похожим был на вой, -И я немел от боли и бессилья, И лишь шептал: «Спасибо, что - живой».
Постепенно Высоцкий превращался из алкоголика в наркомана. Впервые он попробовал наркотики в середине 70-х. Во время гастролей какая-то женщина рассказала ему, что ее муж выходит с их помощью из запоев. Высоцкий решил последовать этому примеру - и скоро не мог уже обходиться без укола ни дня. Благодаря своим связям он мог достать любой запрещенный препарат.
Но жить в Советском Союзе он тоже был больше не в состоянии. Властям не нужны были герои.
Расставание со школой-студией отмечалось в кафе «Артистическое» вместе с однокурсниками —Валентином Буровым, Геннадием Портером, Еленой Ситко. В результате на первое место работы Высоцкого — в театр — пришёл протокол из милиции об устроенном им в кафе «небольшом дебоше».
Перед принятием решения Любимову довелось услышать разного рода предостережения: «Мне говорят: „Знаете, лучше не брать. Он пьющий человек“. Ну, подумаешь, говорю, ещё один в России пьющий, тоже невидаль».
Каждое лыко в строку: пьющий с юности человек вдруг становится жертвой режима.
В последнее время в этот стройный хор желающих приписать системе собственные личные неудачи добавились еще и священнослужители.
А вот что рассказывал о своих поповских мытарствах, в самом начале 80-х отец Василий Ермаков:
"Не Голубев, а Иудушка:вкрадчивый, тихосапный, мелочный, злобный,он бегал на перемену с Александром Анисимовым,к Жаринову ( управляющий по делам религий)стучать на меня каждую Божию неделю.
Он окружил меня плотным кольцом стукачей,проповеди мои на магнитофон записывал,
подсылал бабок подслушивать, что я говорю на исповеди.Каждое мое слово, невзначай оброненное в пономарке,тут же становилось известным в Большом Доме.
Ревновал и завидовал он любви ко мне прихожансо страшной силою.Извел он меня до нервного срыва,пока и вовсе не выпнул под зад уже в 80-м..."
Вот теперь и задумайтесь: а что, кроме своих догматических религиозных истин, мог проповедовать поп, чтобы на него стучал такой же поп и проповедник слова Божия? О канонических нарушениях, о неподобающем поведении обычно попы стучат своему архиерею. А тут вдруг – уполномоченный по делам религии. Как-то не вяжется проповедь о Боге и светская власть, оставившая эту проповедь в виде РПЦ.
На моей памяти попы жаловались исключительно на фининспекторов, мешающим им получить левый неучтенный доход за требы. Но даже в этих случаях они не осуждали власть, а хвалились умению обойти любого фининспектора и заработать приличные деньги на левых требах.
В любом обществе ведется постоянная борьба таланта и посредственности. Там, где успех дела зависит от таланта, этот талант оценивают по достоинству. Правда, бывает и так, что посредственный начальник не желает видеть возле себя талантливых подчиненных. Как правило, это учебные заведения, всякого рода администрации и именно церковь.
Это те структуры, где копится рутина и функции которых – исполнительные.
В церкви подобная коллизия, где оборотистый и нагловатый поп вытесняет яркую неординарную личность, чтобы она не застилал его своей яркостью, дела очень частые. Вот и поддаются эти оттесненные, но амбициозные священнослужители искушению диссидентством. Мол, меня вытеснили, потому что советская власть боится слова Божьего, потому что архиерей или настоятель стукачи и гебешные шпионы.
Не знаю как Глебов в Ленинграде, а в других епархиях фуршеты и банкеты архиереев не требовали никаких государственных дотаций. Ни один чиновник, партработник или уполномоченный не совался в епархиальные управления и не завязывал с архиереями деловых отношений. Зато архиереи на застольях всегда имели и осетровые балыки, и черную икорку, и молочных поросят, и рыбку от форели до простого сазана.
С каких это пор церковные секретари, епархиальные архиереи сами батюшки на приходах не могут распоряжаться своими кассами? Этому может поверить только абсолютно светский человек, который привык к финансовой отчетности и строгому учету приходов и расходов учреждения. В церкви порядок иной. Любой поп на приходе получатель и бесконтрольный распорядитель кассы.
Сложнее, когда на приходе кроме настоятеля есть еще второй, третий и т.д. священник. Их доходы, конечно, ограничены волей настоятеля. Но кроме зарплат есть еще требные, братские и отдельный доход от частных треб (освящение дома-квартиры, машины, отпевание, венчание). И вот тут начинаются главные нестроения. Кто-то получил больше, кто-то отобрал требу. А бывает и так, служил не по канону. Интриги, интриги, подсиживания и доносы – это есть епархиальная жизнь в любой епархии.
Кто-то хочет в кафедральный собор своего сына поставить настоятелем, кто-то сам хочет стать епархиальным секретарем.
Венчал генерала в постный день (Усекновение главы Иоанна Крестителя), хотя по канону это была пятница, день венчания. Но кто-то донес архиерею. И полетел с настоятельства нарушитель на радость епархиальному секретарю.
И вы скажите, что виновата советская власть?
Думается мне, что уполномоченные в больших городах заглядывали к архиереям не из-за требований идеологического контроля, а чтобы поприсутствовать иной раз на архиерейских застольях, разжиться дефицитом к празднику и подарками. Проза жизни и меркантильность руководят нашими поступками гораздо активнее и чаще, чем идеологические соображения.
По большому счету, все наше диссидентство, начиная от Солженицына и заканчивая Вишневской с Нуриевым, есть обычная борьба за собственные интересы в ущерб справедливости и честности. Но если в западном мире у человека нет иного выхода, как обвинять в своем бытии изгоя, зависть и злобность отдельных личностей, то наши граждане, потерпевшие ущерб на поле почестей, довольствия и денег, с легкой руки Запада все стрелки перевели на систему.
Не печатают романы Солженицына, отличающиеся предвзятостью, виновата Советская власть. Существуют худсоветы, призванные, в обществе только начинающем приобщаться к культурным ценностям, устанавливать высокую художественную планку, чтобы поднять вкусы и интеллект, а не оставлять их на уровне дешевых ярморочных или лубочных картинок и сюжетов, чтобы препятствовать халтуре и рвачеству, ущемляя чью-то бездарную деятельность, опять-таки вина Советской власти.
Наше нынешнее зло – это то, что мы стремимся свои грехи свалить на систему, которая за все время существования цивилизации принесла наименьший вред обществу и наивысшую пользу человеку, дав ему социальное равенство, культуру высшего уровня и доступ к свободному познанию.
И пока мы не поймем, что только тот или иной человек виновен в чьих-то неудачах в период Советской власти, а не власть как таковая, мы не избавимся от раздвоенности сознания в нашем обществе.
Пока каждый диссидент не признает себя ответственным за разжигание недовольства и разрушительных идей неповиновения, когда он поймет, что не честность и справедливость говорили его устами, а собственные амбиции и обиды столетней давности экспроприированных богачей или раскулаченных кулаков, пока именно диссидент не покается в своем желании разрушить то, что давало блага народу, все писания против советской церкви, худсоветов и страны в целом, все обвинения режима в несправедливых репрессиях, будут оставаться лишь отягчающей вину ошибкой тех, кто мечтал о свободе ради себя и своих претензий на исключительность, забывая, что весь мир живет в еще худших условиях несправедливости и лжи.